Огромный бриллиант (ЛП)

Ее голова падает на подушку, и в считанные секунды она засыпает. Это так чертовски мило, как и те негромкие звуки, что она издает. Я чешу голову — как это возможно, что ее похрапывание очаровательно? Но это так. Я стою и смотрю на нее в темноте, лунный свет играет на одеяле, проникая сквозь полоски жалюзи. Ее светлые волосы, лежащие на белой подушке, блузка, сползшая с плеча и открывающая вишнево-красный бюстгальтер, и юбка, задранная на бедрах. Мне нужно раздеть ее, как это делают в кино, или оставить спать в одежде?

Если я ее раздену, это будет неправильно. Поэтому я делаю то, что обещал. Наполняю еще один стакан водой и оставляю его на тумбочке. Открываю аптечку, беру две таблетки «Аспирина» и кладу их на всякий случай рядом со стаканом. Ищу какую-нибудь бумажку, и нахожу на кухне в ящике с посудой записную книжку и ручку.

Я оставляю ей записку:

Когда проснешься, выпей две таблетки «Аспирина» и позвони мне. Я отведу тебя кое-куда, чтобы полностью излечить твое похмелье.

Я ухожу. Мне полагается грамота за самоконтроль. Нужно связаться с Комитетом Парней — пусть они узнают о моих достижениях в номинации «Стойкость». Учитывая уровень сложности, уже наутро мне должны вручить золотую медаль и провести церемонию награждения.

Мимо меня по Лексингтон проносится такси, но я не останавливаю его. Вместо этого я поворачиваю на юг и иду домой пешком, хотя пройти предстоит далеко не один квартал. Мне нужно время и пространство, чтобы забыть о тех пяти минутах в такси, когда я хотел трахнуть лучшую подругу.

Город должен отвлечь мои мысли от Шарлотты, поэтому я углубляюсь в него — винные погребки и магазины с цветами, китайские рестораны, предлагающие жирную лапшу, круглосуточные аптеки, продающие все и ничего. Я иду по городу в окружении толпы людей, гуляющих по улице поздно ночью.

Но, открывая в час ночи дверь квартиры, я все еще возбужден. Прогулка не помогла. Я возбужден до предела.

Такое ощущение, словно в лице Шарлотты принял «Виагру», и это самое трудное и жестокое наказание для моего такого жаждущего дружка.

Фидо мяукает, потягивается вверх и ставит лапы мне на ногу в знак приветствия.

— Голодный?

Его хвост дергается. Я направляюсь на кухню, открываю пакет и достаю немного кошачьего корма. Это полностью натуральный, органический, самый лучший корм. Харпер купила его, утверждая, что если он куплен в продуктовом магазине, то не сможет навредить коту. Мой парнишка пристрастился к нему: может быть, благодаря этому корму он чувствует себя тигром.

Я ставлю миску на пол, и он с урчанием поглощает еду. Кот получает такое удовольствие от миски сухого корма, что у меня живот сводит от зависти. Отлично. Теперь я завидую собственному коту, потому что его жизнь проще, чем моя. Примечание для себя: завтра пойти в магазин и заказать себе хоть какую-то перспективу, потому что твоя потеряна.

Я направляюсь в ванную, умываюсь, чищу зубы и пытаюсь забыть о сегодняшнем вечере. Послушайте, отказать пьяной девушке не сложно, потому что это действительно неправильно. Но по какой-то неизвестной гребаной причине было очень трудно игнорировать ее. Те вещи, которые она говорила. Те пошлые, развратные слова, слетающие с ее прекрасных губ. Они воспламеняли тело. Пробуждали что-то внутри меня. Какое-то желание. Какую-то потребность.

Тот поцелуй на улице — одно.

Сессия на ее диване — совершенно другое.

А если говорить о такси, то это нечто совершенно новое. Она была словно прямое попадание ракеты, заряженной похотью и выстрелившей в моем направлении — то, как она взобралась и оседлала меня, как она терлась о мое тело.

Я хотел этого всего.

Я хотел ее.

И до сих пор хочу.

Раздеваюсь и бросаю одежду в корзину. Ложусь голый в постель, выключаю свет и закидываю руки за голову. Отзвуки субботнего нью-йоркского вечера доносятся в окно шестого этажа. Стук каблуков по мостовой, дружеский смех, такси, остановившееся и высаживающее клиентов, а затем отъезжающее в поиске новых заказов.

Но даже представив себе все это, я все еще безумно возбужден.

Что, черт побери, мне делать с этой эрекцией? Забивать гвозди? Рубить дрова? Это как наказание. У члена есть свой собственный источник крови.

Я закрываю глаза, плотно зажмуриваю их и сдавливаю ладонями затылок.

Потому что я не могу этого сделать.

Не могу дрочить на нее. Не могу так поступить. Не буду этого делать. Не разрушу нашу дружбу, заходя так далеко. Мы уже сделали больше, чем должны были, и если пойдем дальше, то потеряем все, о чем она говорила сегодня в баре…все хорошее. Она — мой лучший, надежный, фантастический друг. Она сводит меня с ума, заставляет смеяться, и я рискую потерять ее из-за желания трахнуть.

Пусть даже мысленно.

Но я умираю. Кожа горит, а мозг зациклился на одном — секс, секс, секс.