— Еще больше. На самом деле, позволь мне освежить твою память о том, насколько нам обоим это нравится, — я обхватываю ладонями ее щеки и накрываю своим ртом ее аппетитные губы. Мой поцелуй крепкий, словно напоминающий ей обо всем, что между нами было. Крепко обняв и прижавшись к моей груди, она растворяется в поцелуе, издавая свои сексуальные вздохи и мурлыканье, от которых по моему телу проносятся электрические разряды.
Если мы не остановимся, то очень скоро кое-что поднимется. И хотя я очень этого хочу, но наше турне еще не закончено.
Через двадцать минут мы подъезжаем к «Джин Джоинт» и я веду ее в страстный, сексуальный бар, где она довела меня до безумия.
— Здесь я был полным идиотом.
Шарлотта берет меня за руку, и по телу пробегает дрожь.
— Почему?
— Из-за этого, — говорю я.
— Из-за чего?
— Потому что твои прикосновения до безумия заводят меня. Я в жизни не испытывал такого, — говорю я хриплым голосом и притягиваю ее к себе. — Тем не менее, по какой-то идиотской причине я решил, что смогу тебе сопротивляться.
Она зарывается руками в мои волосы и шепчет:
— Какая глупость, — укоризненно качая головой, говорит она. Шарлотта полностью вошла в роль.
— Ты думаешь, что это глупость? Подожди того, что услышишь дальше. Когда я отвезу тебя к следующему месту, ты оценишь весь масштаб моего идиотизма.
— Неужели? — спрашивает она, пока я веду ее к прохладному сидению машины.
— Да. Потому что, проводив тебя до дома той ночью, я вернулся к себе и дал волю своим рукам. В моих фантазиях ты меня жестко объезжала.
Видимо, Шарлотта представила себе это, потому что ее глаза вспыхивают и кончиками пальцев она поглаживает меня по ноге.
— Это так горячо. Я должна как-нибудь это увидеть.
— Я тоже хочу посмотреть, как ты это будешь делаешь, — и, обхватив ладонью за затылок, я приближаю губы к ее уху и шепчу: — Трижды за ту ночь. И почему-то я думал, что смогу выбросить тебя из головы.
— О, Спенсер, — шепчет она, — я тоже думала об этом.
Автомобиль трогается, и наши губы встречаются. Мы целуемся жадно, до боли в губах. И продолжаем целоваться, пока не доезжаем до следующего пункта назначения. Угол Сорок Третьей. Сейчас шесть сорок пять, и у театра очень оживленное движение, поэтому мы не останавливаемся.
Я указываю через тонированное стекло.
— Самая большая глупость случилась на этом углу.
— Что за глупость? — спрашивает она, и ее счастливый голос говорит, что ей нравится получать ответы не меньше, чем мне нравится давать их.
— В ту ночь я не был полным идиотом. Уверен, что сказал тебе полную правду — я ревновал, что ты принадлежала еще кому-то. Таким способом я пытался сказать, что не хочу, чтобы с тобой был кто-то другой, — говорю я и прижимаюсь губами к впадинке на ее шее, — никогда.
— Я чувствую то же самое, — говорит она и с лучезарной улыбкой берет свой телефон, на этот раз показывая сообщения, которые отправила мне после того, как ушла этим утром.
— Посмотри. Просто взгляни.
Я отрываю взгляд от экрана и опускаю ладонь ей на грудь, над самым сердцем. Оно бешено стучит под моей рукой.
— Да, Мамонтенок. Я чувствую это,
Она хихикает, когда я называю ее ласковым прозвищем, известным только нам.
— Я тоже. Но прежде, чем мы погрузимся в изучение этого