Тяжелые тягачи перли на подъем еще более тяжелые цистерны. Сама дорога была во вполне нормальном состоянии, но очень часто на ней попадались беженцы, и тогда приходилось реветь закладывающими уши клаксонами, и снижать скорость до минимума, и грозить иглометом с подножки тягача. А кто-то просил, умолял дать топливо для газомобиля или быстренько («пять минут хватит!») подзарядить подсевший аккумулятор электромобиля. И надо было стискивать челюсти и орать матом-перематом, потому как другой язык уже никто не желал понимать и снова грозить иглометом, и замахиваться прикладом, а в лице изображать зверя, не человека. И помогало, только раза два пришлось ударить прикладом, да и то плашмя, а однажды садануть пол обоймы в воздух, чтоб зашипели стволы, завизжали иголки – убедило. Да еще, попадались выставленные неизвестно кем, и неизвестно когда, еще в то, довоенное времечко, патрули, на броневиках и пешие. Вот здесь уже в ход шли пластины с печатями, и помогало, даже мат-перемат не задействовался. Помогало, и даже вдвойне удивительно, что помогало, вокруг, в небесах, творилось такое… И когда никто не попадался, Лумис снова пялился туда, в синеву неба. Господи Великий Эрр, это опять началось. Как давно это было – мрачная молодость, юность в шинели и в маскхалате. А теперь, видимо, и зрелость. И ведь не на шутку началось, похоже даже круче чем тогда. Ведь тогда что-то сдерживало больших стратегов, какие-то неясные геополитические рычаги, бомбы рвались, но уж не такие геркулесы как в Горманту, если это конечно правда, а не байки прибаутки для зелени. С эдаким началом война действительно станет последней, похоронит воинское искусство вместе с собой в широкой братской могиле.
В небе снова полыхнуло. Лумис бросил взгляд на солдатика – водителя, тот слишком интенсивно вздрогнул, даже колеса вильнули. Боялся он страшно. Боялся происходящего, боялся валящегося с неба железа, сбитого и не сбитого, боялся Лумиса, боялся ехать неизвестно куда в горы, в самый ад. Лумису стало его жаль, но нельзя было подбодрить, нужно было продолжать изображать из себя держиморду, так было легче командовать. До ночи они не успеют, а если дать расслабуху, солдатик, того и гляди, дезертирует и лови его потом, теряй время. «Ты, мальчик, только довези, – подумал он про себя, – а там вали на все четыре стороны, хочешь – драпай, хочешь – в свой родной дорожный легион возвращайся». Он посмотрел на север, в сторону движения. И сразу ударило по глазам. Вильнули колеса. Он просунулся с приступки в кабину и выровнял руль, хотя в глазах мельтешила пелена.
– Я же сказал, одень темные очки, ты! – рявкнул он на водилу.
«Это, наверное, лазер штурм-майора, – подумал он. – Сбил кого-нибудь, Мероид зря не стреляет. Вот мастер». Машина остановилась, сзади тяжело скрипнуло седельное устройство – навалилась на машину разогнанная спец-тара.
– Сейчас! – завопил солдатик, видимо боясь, что его без предупреждения начнут молотить прикладом. – Сейчас, только глаза моргнут разочек.
Лумис дал ему эту возможность. Пользуясь паузой он соскочил с подножки – удобной штуки, там было предусмотрено даже сидение для охранника и гнездо для игломета. Отсюда он без зеркала заднего вида смог разглядеть обе нагоняющие машины. Все было в норме. Он опять посмотрел вверх. Ни что не закрывало видимость, наверху не висело ни одного природного облачка, только искусственные объекты и производимые ими опустошения. У линии горизонта застыл, так казалось, конечно он двигался, дирижабль разведчик, а может ракетный носитель, и может даже вражеский, как разобрать с такой дистанции, вдруг это и вблизи-то невозможно. Новые рваные кляксы расцвели наверху, и только позже, Эрр знает через сколько, отдалось запоздало в ушах. А вдали вырастали вертикальные линии-столбы, и только неизвестно в каких далях загнулись внезапно в сторону, разыскивая свою жертву: возможно, стартовали ракеты, Лумис не был специалистом по таким видам техники. Велась война машин и умов, насильно повязанных с этой самой техникой.
– Ну, что? – спросил он солдата, возвращаясь к делам насущным. – Отошел?
Тот не успел ответить – полыхнуло, рванулось к глазам свечение. Лумис прикрыл веки, но и сквозь них пылало белым. Сразу высушило от пота спину и голову в шлеме. Он выждал несколько секунд и обернулся, все еще с закрытыми глазами. Никто не знает сколько прошло времени, когда он их раскрыл. Там в небе вершился кошмар: распадалось, размазывалось вширь чудовищное кольцо. «Воздушный взрыв, – констатировал он про себя, – теперь уже совсем не шутки. Интересно, наши или Республика? И главное на каком расстоянии от нас». А мозг уже привычно, словно всю жизнь только подсчитывал приход ударной волны, перебирал секунды. Как быстро они летели. Он воззрился на водителя: тот лежал на полу кабины, обнимая рычаги, словно родную маму, которую никогда не видел снаружи, разве что эмбрионом изнутри.
– В кювет! – заорал Лумис, совсем не сильно в царящем аду. – Вспышка справа! В кювет, черт тебя дери!