Ой, кто идет!

Я вдруг вспомнил, что уже давно ничем не болел. Поэтому я решил как следует поднапрячься, и к вечеру на руках и на груди у меня выступила вполне удовлетворительная сыпь. Этого было достаточно, чтобы Она в панике бросилась к своим книгам по уходу за детьми и весь вечер просидела на полу в гостиной, изучая иллюстрации и сравнивая их с моей сыпью.

Выяснилось, что сыпь у меня недостаточно красная для краснухи и недостаточно пупырчатая для ветрянки. И мамочка ужасно разволновалась. Наверное, решила Она, я страдаю какой-то страшной, неизлечимой и неизвестной современной науке болезнью.

День 12

К сожалению, утром от таинственной сыпи не осталось и следа. Придется подхватить простуду, решил я. Конечно, я и раньше простужался, но это все было несерьезно — так, небольшие насморки. А вот настоящим, тяжелым, изнуряющим гриппом или на худой конец ангиной мне еще не приходилось болеть.

Но я даже рад, что так получилось, потому что раньше я не умел передвигаться, а теперь умею. Маме или папе очень просто наклониться к лежащему или сидящему ребенку и вытереть сопли, но задача становится значительно сложнее, если ребенок волен носиться по всему дому в поисках поверхности, по которой можно эти сопли размазать.

Я начал действовать еще во время дежурства Джаггернаут. Волевым усилием я вызвал у себя небольшой насморк. Сопли текли из носа прямо в рот, который я специально все время держал полуоткрытым, чтобы они могли перемешиваться со слюнями и потом беспрепятственно стекать по подбородку на грудь и, следовательно, на одежду. Правда, Джаггернаут мигом это раскусила и быстренько подвязала мне махровый слюнявчик. Какая жалость!

— Он немножко рассопливился, — сказала она вечером мамочке. — Весь день нос мокрый.

— Но ничего серьезного, вы думаете? — разволновалась мама. Когда речь идет о моем здоровье. Она прямо-таки сходит с ума. — Сыпь больше не выступала?

— Нет, у него обычная простуда, — ответила Джаггернаут уже в прихожей, облачаясь в новое пальто с меховым воротником.

И тут на меня накатил приступ любви к человечеству. Джаггернаут, памятуя о сложившихся у нас отношениях, была более чем удивлена: я бросился ей на шею и принялся покрывать мощные щеки и плечи жаркими и слюнявыми поцелуями. Меховой воротник, щедро вымазанный соплями, выглядел просто очаровательно.

Еле сдерживаясь, Джаггернаут поспешно удалилась, и я переключился на мамочку — Она была в строгом черном деловом костюме. После моих бурных объятий он мог служить наглядным пособием по размазыванию соплей. Я с гордостью глядел на свою работу. Маму же обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, ярость из-за испорченного костюма, с другой — сострадание к больному ребенку и восхищение, что он держится молодцом, несмотря на болезнь. В конце концов сострадание перевесило. Она взяла себя в руки и отправилась на кухню готовить мне ужин.

Ужин меня ждал такой: пюре из мяса, картошки и бобов, а на десерт — тертое яблоко и йогурт. На редкость удачное меню, потому что все эти протертые блюда по внешнему виду абсолютно неотличимы от соплей. Таким образом, все, что текло у меня из носа и изо рта, смешивалось в однородную липкую кашу, которую я ловко размазывал по своей одежде, по стулу и столу, а также по матери, когда Она оказывалась в досягаемости.

После ужина Она искупала меня и вытерла полотенцем, которое я походя тоже вымазал соплями. И вот тут я решил, что уже хватит держаться молодцом, и начал хныкать.

А уж ныть и хныкать я умею. Главное, нужно найти подходящую заунывно-пронзительную ноту и постараться тянуть ее, сколько возможно. Я страдал очень убедительно. Отчаянно цеплялся за маму в надежде, что Она не выдержит и даст мне грудь, но тут уж Она была непреклонна. Да чтобы Ее белоснежная грудь вся покрылась струпьями из засохших соплей… Ни за что на свете! Она уложила меня в кровать, и я взял еще более душераздирающую ноту, а кроме того, внес в нытье усовершенствование — между всхлипываниями я коротко, хрипло втягивал в себя воздух, чтобы создать впечатление, что не могу дышать.

Это подействовало на Нее должным образом: Она страшно взволновалась. Ну и конечно, всю ночь не могла сомкнуть глаз — боялась, что я умру от удушья.

А вот я зато спал без задних ног.

День 13

Утром вся моя пижама, одеяло и простыня с подушкой были подернуты ровным и липким слоем чуть подсохших соплей. Я вылез из кроватки, проследовал в супружескую спальню и забрался к родителям в постель, в результате чего их простыни, подушки, одеяла, пижамы и частично тела тоже покрылись ровным и липким слоем свежих соплей.

Весь день мой нос работал, как заправская бетономешалка.

Кроме того, я изобрел новый фокус. Выглядит он так: с громким фырканьем выстреливаешь из ноздри длинную-длинную соплю, одновременно резко мотаешь головой — и сопля летит по комнате дугообразно, подобно хлещущему кнуту.

Весь день я отрабатывал этот трюк, и к маминому возвращению уже умел одним движением посылать сопли прямо на джинсы Джаггернаут с расстояния двух метров. Неплохо, правда?