Ой, мамочки

– Должна сказать, сынок, что мне не очень-то нравится название этой самой организации кулинаров. Ты уверен, что правильно запомнил? Тут заходила миссис Сплеткинс с соседней улицы и нагнала на меня такого страху: сказала, что вас, мол, заманивают туда, чтобы превратить в белых рабов, а то и во что-нибудь похуже. Папуля говорит, что отправил вам вырезку из газеты о какой-то омерзительной группе религиозных фанатиков, которые считают, будто попасть на небеса можно, только отказавшись от еды. Очень быстрый способ, как заметил Папуля. А называют себя эти мракобесы диетеологами. И к шеф-поварам они относятся так же, как мы, католики, – к Генриху VIII. Папуля, как ты уже, наверное, догадался, считает, что я переживаю не из-за того, из-за чего следует. Он считает, эти Кулинары позвали тебя для того, чтобы тебе что-нибудь продать. Например, место на кладбище для шеф-поваров. Миссис Сплеткинс уверяет, что наш мир катится под откос быстрее потерявшей управление детской коляски. Она прямо не сказала, но я-то знаю, что она имеет в виду: те, кто живут в домах с громкими названиями – вроде Мерлин-корта, – сами напрашиваются, чтобы их охмуряли всякие мерзавцы.

– Мудрые вещи говорит ваша мамочка, – восточный джентльмен склонил голову на сложенные домиком ладони. – Мир переполнен дурными людьми.

Я напустила на себя ледяной вид и кивнула. Потом заботливо откинула влажные пряди со лба Бена. Надо побыстрей дочитать. Ланч всего в нескольких футах.

– Надеюсь, сынок, у Элли не такая тяжелая беременность, как была у меня. Каждый день – словно в штормовом море. Только по часу в день я себя нормально чувствовала – наверное, для того, чтобы не забыть, как это бывает. Одно хорошо – после рождения ребенка обо всем этом забываешь!

– Телятину в винном соусе или говядину с перцем? – поинтересовалась белокурая стюардесса с улыбкой в сто ватт.

Некоторые явления наука объяснить не в силах. Клаустрофобии Бена как не бывало, едва перед ним очутился маленький белый подносик. Искусственно подкрашенное мясо? Синтетический салат-латук? Пускай сколько угодно издевается над самолетной едой – как-никак будет при деле, если не до конца перелета, так, по крайней мере, пока я наведаюсь в сортир.

Нетвердой поступью я устремилась вдоль прохода к туалету. Перед дверью уже томилась в ожидании дама; любопытно, высказала она желчное предположение, не священник ли там выслушивает исповедь? Лично она ждет уже целых десять минут.

Наконец из туалета выплыла развязная девица, зажав под мышкой косметичку от Гуччи, а в руках – книгу в твердой обложке, уголком которой едва не заехала мне в глаз. Впрочем, трудно ожидать чуткости от особы, коей нипочем отдыхать в сортире, испытывая терпение хоть пятидесяти человек.

– Пардон, – процедила она сквозь губы такого насыщенно-красного оттенка, будто кровь, игриво поблескивавшая на обложке "Мамочки-монстра" у нее в руках. – Боюсь, я так увлеклась, что потеряла счет времени!

Девица щелкнула пальцами, подзывая стюарда.