Ой, там, за занавесочками!

- Что за моп твою ять? - удивился прискакавший Босевич. - А барбидука ее снай! Тем временем к лабазу подтянулся весь отряд. Последним тяжело спикировал Шаршавый Вампирчик, и началось толковище. Босевич гневно вопросил: кто же повесил на двери эту гадость, и что же это такое за безобразие. На это бойцы ответили, что таких штук в отряде отродясь не водилось. Босевич взял было за шкирку Фоню, но вовремя сообразил, что на такую примочку Фониной фантазии явно недостанет. Несмотря на это, отряд уже совсем было собрался приговорить Фоню к лишению капустного пайка не неделю, но вдруг из-за густой листвы послышался издевательский смех. Надо сказать, что в этом месте тайга немного оправилась от последнего Всеобщего Позеленения, поэтому даже слепой различил бы среди оранжевых ветвей трех молодых горбатых, издевательски смеявшихся. Ну конечно, кто же, кроме горбатых, способен на такую подлость, как поддельный лабаз с ехидной табличкой! Батька Козаностр выхватил из-под тулупа свой верный маузер, любовно выращенный им еще в Осиновом логу. Три выстрела слились в один. Горбатые посыпались с веток, как спелая капуста. Босевич, соскочив с ведмедя, обшарил их загашники и презрительно плюнул: - Пусто! Батька поморщился. Ведь можно же было взять живьем... А теперь вот... с них не то что каликов - зелени вчерашней не вытащишь... Внезапно батьку осенила одна мысль. Он толкнул ногой Шаршавого Вампирчика, примостившегося рядом на бугорке. - Тихо! - гаркнул тот. - Батька говорить будет. Батька Козаностр неторопко сунул маузер за пазуху, поддел большими пальцами лацканы тулупа, оглядел свое воинство - слева направо, потом справа налево - и, наконец, изрек: - ЗАВТРА - ОБЛАВА! Воинство с криками "ура!" подбросило вверх шапки. В остатнее светлое время рыли ловчие ямы, потом улеглись спать, выставив предварительно дозоры.

Батька Козаностр сидел в штабном блиндаже. Крупный, зрелый фонарь освещал том батькиных мемуаров. В углу, положив под себя одно крыло, а другим укрывшись, храпел Шаршавый Вампирчик. Нет, как ни крути, а Шава - парень неплохой. Начальник штаба из него просто загляденье, и не по-нашему знает... Но Анфиса... Стекла батькиных очков затуманились. Анфису он помнил с тех пор, как помнил себя. А уж маузеры она выращивала!.. Вон у Шавки на боку... Батька сам никогда так не мог, чтоб прямо с кобурой. Анфиса... Это ж подумать только - горбатые ей сами калики приносили! Да что горбатые - ведмеди и те ее любили. Тот, на котором батька сейчас ездит - ее подарок... Кажется. Оживи она, да пойди с отрядом к лабазу - лабаз сам навстречу прискачет. Вот какая она была... Батька как-то подозрительно хлюпнул носом. Не упади она тогда в землеройкину нору... Землеройка - она ведь не разбирается: кто да что - пополам перекусит, и вася-кот... ну. Извели их всех потом, шкуры на седла пустили, а толку? Анфису не вернешь... Голова батькина клонилась все ниже и ниже, в конце концов достигла раскрытого тома мемуаров, и батька Козаностр задремал. Проснулся он от жуткого крика. Шаршавого Вампирчика в углу уже не было; шелест крыльев доносился снаружи. Рефлекторно выстрелив пару раз в потолок, батька бросился наружу. Лагерь был взбудоражен. Из блиндажей, палаток, землянок и просто из-под кустов выскакивали полуодетые бойцы и бегали взад-вперед, отчаянно матерясь и стреляя в воздух. Постояв на пороге секунды две, и окончательно проснувшись, батька Козаностр гаркнул: - ТИ-ХХХА!!! Воцарилась тишина. Откуда-то из-за деревьев выпорхнул Шаршавый Вампирчик, спикировал к порогу батькина блиндажа и, шумно переводя дух, сообщил: - Босевич пропал! Толпа удивленно загудела. Мнения высказывались самые разные, но все сходились на том, что калики Босевич любил - отсюда и кудеса всякие. Наконец догадались спросить Шаршавого Вампирчика, который разъяснил: Босевича похитили горбатые. - А говорил моя ему, не стрыляй горбата! - раздался злорадный шепоток Фони. - Дазе калика не дал... сакал. - На выручку - добровольцы - три шага вперед! - крикнул начштаба. Сквозь толпу протолкались братаны Власовы: - Мы пойдем! Он нам ишо восемь каликов должон остался. Не пропадать жа добру... - Вслед за ними вызвались еще четверо босевичьих кредиторов, и совсем скоро отряд добровольцев не выручку Босевича выступил. Прошагав несколько времени, спасатели увидели меж деревьев свет. Все зашикали друг на друга и потихоньку поползли на свет, прячась за спящими ручейниками. На небольшой полянке, освещенной множеством костров, кипела работа. Горбатые перебегали с места на место, рылись в каких-то ящиках и протирали суконками блестящие, довольно неаппетитного вида железяки. Посреди поляны двое самых здоровых забивали в землю острый занозистый кол в четыре руки толщиной. Трещали костры, лязгало железо, перекликались меж собой горбатые - и над всем этим ужасом парил могучий храп Босевича (от слова "босс"), свисавшего с ветки вниз головой и тем не менее спавшего сном человека с чистой совестью. К груди босевичьей была подвешена дощечка с непонятной надписью:

К А З Ъ Л Ъ