Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Какой глубокой тьмою
здесь все вокруг объято!..
Здесь свет сошелся клином,
ночь петлею чревата.

Темно здесь, как в могиле,

и, как в могиле, глухо.
Здесь диким криком шепот
калечит, ранит ухо.

Где затаились тати,

что дверь сюда закрыли?
Куда они пропали?
И это люди были…

За кем ушли убийцы,

блестя в ночи штыками?
То были люди, люди
с багровыми сердцами!..

Эй, где вы, люди? Люди!

Никто, никто не слышит.
Здесь вечно смерть ночует,
а жизнь на ладан дышит.

Здесь мгла угрюмо прячет

в своем холодном лоне
мои над скорбным миром
распятые ладони…

II

А память, будто сказка,
влечет к истоку воды…
Куда, куда девались
мои младые годы?

Как будто сказка, память,—

взгляд утомленный, мамин.
Она меня лелеет
заботными руками.

Заботными руками

ко мне нисходит ласка.
О днях ушедших память,
как солнечная сказка.

Вдруг станет почему-то

себя до боли жалко…
Припомнится под ивой
рассветная рыбалка.

Из детства прилетают

и лепестки, и замять,
и домовой, и леший —
все это только память…

Кто мне промолвит нежно,

когда уж дело к ночи:
«Намаялся, родимый?
Пора в постель, сыночек!..»

А я ее покинул,

чтоб тешить душу в стоне,
протягивая в вечность
распятые ладони.

III

Мечты-воспоминанья,
медовые, блажные…
Куда, куда исчезли
лета мои златые?

Воспоминанья манят

вишневыми устами
в тот миг, когда безумство
явило власть над нами…

Звон ручейка смешался

с бренчаньем конской сбруи.
Цветы в лугах с улыбкой
считали поцелуи.

Влекли, дразнили груди,

как грозди винограда,
и усмехались звезды
девичьему «не надо…».

Светился мир приветный,

зарянка ль утро ткала?
Или венок мне люба
из васильков сплетала?

А я умчал в безвестье —

костром походным греться,
оставив след глубокий
в ее печальном сердце.

Она его укрыла

в монашеском хитоне,
а я вонзаю в вечность
распятые ладони.

IV

Немым укором память
мне взор являет синий.
В затрепетавшем сердце
кровь от позора стынет.

Решетки и засовы,

и лунный луч-соломка,
А за стеною рядом
вздыхает незнакомка.

Шаги и лязг железа,

горячий шепот: «Боже!
Товарища Марию
они забрали тоже…»

А через ночь — грозою

тишь разорвали крики,
и стоны, и взыванья,
и плач истошный, дикий.

Тот крик летел тюрьмою,

лавиною катился:
на деревянных нарах
там человек родился!..

Да, на тюремных нарах,

во тьме, в кровавой луже,
проглянул цвет весенний,
назло морозной стуже.

О нет, не слезы счастья,

не колыбельной звуки —
летели по застенкам
условной речи стуки…

Вот почему застыли

в земли холодном лоне
мои из мрака в вечность
простертые ладони!..

1925

ЧЕРНАЯ СИМФОНИЯ