Ойкумена

— Вы говорили, — подтвердил Антоний, спокойный, как статуя. — Извините, я не верю. В отличие от других энергетов, теряющих шелуху во время реализации своих расовых энерго-свойств, мы, помпилианцы, контактируем с рабами без дополнительного расширения сознания. Что, на мой взгляд, говорит в нашу пользу. Мы теряем шелуху редко, взаимодействуя с равным, с обладателем «клейма» — в частности, на дуэлях.

Это было правдой. Имея докторскую степень в области социостратегии, Юлия разбиралась в расовых особенностях энергетов. То, что на жаргоне звалось шелухой, в научном мире именовалось по-разному: расширением сознания, галлюцинативным комплексом, вторичным эффектом Вейса… В любом случае, суть предмета не менялась. Вехдены, работая с «внутренним огнем», брамайны, реализуя накопленный аскезой жар, вудуны, используя возможности Лоа живой и неживой материи — все энергеты в такие моменты помимо реальности, данной в ощущениях, воспринимали еще и псевдо-реальность.

Не всякий раз: по статистике, в трех случаях из пяти.

Звездолет становился весельной галерой. Мегаполис — древним городищем. Космос — степью, где скакали всадники в косматых шапках. Кабина мобиля — алтарем храма. Курортный санаторий — джунглями, и темнокожие дикари плясали вокруг идола, вымазанного кровью.

— Мой мудрый, предусмотрительный страж, — мимоходом Юлия погладила шефа охраны по щеке. — Моя защита и опора. Хочешь, я скажу тебе то, чего ты не знаешь? Да, ты прав: мы, помпилианцы, редко теряем шелуху. Только при прямом контакте двух «клейм». Зато с нашими рабами это случается гораздо чаще. На «веслах» галеры, в аккумуляторной завода, везде, где они служат источником энергии… Вторичный эффект Вейса — участь рабов. А теперь скажи, мудрый Антоний: кто из нас — энергеты?

Она остановилась, наматывая на палец длинную прядь волос.

— Мы — или они?!

— Я не желаю участвовать в подобных диспутах, — Антоний насупился, став похож на обиженного ребенка. — Вы с детства отличались легкомысленностью и неуважением к святыням. Ваш досточтимый отец…

— Оставим моего отца в покое. Вернемся к главному. На «Нейраме» смешной невропаст чуть не разбудил антиса, которого я полагала роботизированным до конца его дней. Этот же невропаст снял мне шелуху. Ничуть не хуже, чем при контакте «клейм». Я, наверное, никогда этого не забуду: башня, костры-вехдены, рыболовные крючки на концах моих волос… Проклятье! Я чувствовала себя, как во время кризисного приступа!

Женщина с трудом удерживала себя в руках. Юлия походила на смертельно больную, которую обнадежили чудесным лекарством. И вот — врач уехал в командировку, никто не знает, где он спрятал лекарство, никто не верит, что оно вообще существовало, и за врачом бежать не пускают…

— Клянусь тебе, это фактически был приступ! Но без негативных последствий. Когда Борготта прекратил свои действия, я оставалась в норме. Хотя минуту назад чувствовала, что захватываю экипаж «Нейрама» в зону моего влияния. И еще: да, мы чуть не сгорели в огне пробуждающегося антиса. Мы стояли на грани гибели. Но сейчас, вспоминая те ощущения, я готова поклясться, что не испытывала в жизни ничего более прекрасного. Из меня не смогли сделать помпилианского антиса. Меня просто изуродовали. А тогда, в рубке искалеченного корабля, я на миг поверила, что я, Юлия Руф — настоящий, полноценный антис!

— Итак, вы утверждаете, — не торопясь, начал Антоний, — что невропаст Борготта почти ликвидировал у Нейрама Самангана последствия роботизации. Что он снял вам шелуху, а затем спровоцировал приступ, избежав негативных последствий. Знаете, я — человек приземленный. Чудеса меня раздражают. Мне легче поверить, что вы попросту влюблены в этого Борготту. Так влюблены, что готовы нестись за ним через всю Галактику. Я прав?

Час назад, когда «Герсилия» приземлилась на Тамире, а Антоний едва не довел помощника альгвасила до инфаркта, подробно объясняя, что сделает с детиной по суду и без, Юлия готова была расцеловать шефа охраны. Сейчас она скорее убила бы его за грубоватую прямолинейность.

Жизнь Антонию спас знакомый помощник альгвасила.

— Простите, госпожа Руф! Мне надо…

Запыхавшись от бега, он активировал сферу внешней коммуникации. Тыча в сенсоры, сбросил на визор данные камер, установленных на крошечном здешнем космодроме. От помпилианцев детина ничего прятать не стал. Похоже, режим секретности тяготил его ничуть не меньше, и он втайне обрадовался разрешению ситуации.

В сфере возникла толпа. Казалось, весь поселок собрался поглазеть на удивительный корабль. Похожие на сугробы, в лохматых шапках, шубах и тулупах, тамирцы окружили яхту, похожую на сегментарный куб. От возбуждения люди чуть ли не подпрыгивали на месте, громко обсуждая потрясающие достоинства «гостьи».

На гранях сегментов медленно гасли знаки и цифры, составляющие гематрицу «маневровой цепи». Для обратного пути яхту придется «форматировать» заново. Это, конечно, если торопливый богач-яхтсмен захочет и дальше рисковать своей головой.

— Кто бы это мог быть? — потрясен, ахнул детина.