Ойкумена

— Недоходная неправительственная организация, представляющая широкий диапазон признанных конфессиональных групп Южного Триалета. Служит обеспечению духовных и религиозных прав граждан. Призвание — забота о душах. Вот, заботился. В меру скромных сил.

— А сейчас?

— Перестал. Без меня нашлось, кому позаботиться. Давайте лучше чайку, он и для тела, и для души полезней…

Насыпав в заварничек горсть чайных листьев — сухих, скрученных, похожих на воробьиные язычки — Авель залил туда кипяток и закрыл посуду крышкой. Колдуя над чаем, он мало-помалу терял облик «мерина»: хоть притворщика-рефаима, хоть советчика-добровольца. Возраст, усталость, желание покоя, но иного, живого, не дарованного исследователями-пенетраторами, не предложенного «вождем вождей», не навязанного силой — вот что проступало из-под личины. Сейчас хлебнем горяченького, потолкуем о том, о сем, оно и попустит.

Тишина, благолепие; приветный уголок.

Трудно было представить, что за стенами исповедальни бушует День Гнева, и Малый Господь, он же ЦЭМ, владыка «Шеола», мощной дланью наводит порядок, тюремный порядок согласно прежнему, обветшалому закону бытия — чтобы вскоре угомониться и впасть в спячку до следующего Дня Гнева.

— Если вы сотрудник тюрьмы, вы…

— Не мучайте себя тщетной надеждой, — Авель жестом прервал гостя. — Я не сотрудник, я священник. Я не знаю пароль-кодов. У меня нет допуска в управляющий центр. Я не имею никаких привилегий, способных помочь вашему побегу. Кроме, разве что, планшета с чайником — казенного имущества, презирающего бдительность «Вампира». Ну и пакетик с заваркой. Храню для особых случаев. Не каждого угощаю, знаете ли…

Он с горькой иронией показал улитке «рожки».

— Здесь, в исповедальне, я вспоминаю прошлое. Иногда очень интересно сопоставить кающихся: свободных и заключенных. Истинное покаяние, с ясным сознанием греховности, на свободе встречается только у людей высокой духовной жизни. Средний человек кается скверно. В большинстве случаев он исполняет формальность, полагая себя малым грешником. Иное дело — заключенные. Самые лучшие — каторжники. Они каются, рыдая о простейших грехах, считая их причиной наказания свыше. Большей частью я боролся с унынием. И приходил к выводу: стены тюрьмы похожи на стены монастырей. Боже, какое ожесточенное сердце имеет средний человек, если для пробуждения его необходима каторга?! Извините, я заболтался… язык мой — враг мой…

Соломенно-зеленая струйка полилась в чашки. Запах лета и свободы наполнил исповедальню. Лючано вдруг захотелось попросить Авеля еще раз включить голограмму интерьера. «Волшебный ящик», где движутся куклы, а грехи всплывают мыльными пузырями, чтобы лопнуть и сгинуть без следа.

— Почему вы не сопротивляетесь? — спросил он, отхлебывая глоток чая. — Рефаимы-сидельцы, ангелы-пенетраторы, Осененные… Разве вы не считаете это ересью?

— Не умею. Сопротивляться — не умею. И хочу жить. Она убьет меня, если я восстану против ее бредней. С другой стороны, разве это ересь? Если некая система взглядов помогает существовать в аду, я благословлю ее. Вы обратили внимание, что большинство — счастливо? Новенькие поначалу страдают, но быстро втягиваются.

— А Посвящение? Ува говорил мне о каком-то Посвящении! Его проводите не вы?

— Нет. Его проводит Пастушка. Новенький на общем собрании рефаимов рассказывает о своей жизни. От начала до конца. От рождения до смерти, то есть до попадания на «Шеол». Эрзац-исповедь. Считается, это помогает отринуть ушедшую жизнь. Успокоиться. После рассказа неофиту выдают тюремный комбинезон с номером и маячком. Наночип вводится в тело, и системе проще контролировать поведение человека. Хотя она и без чипа — вполне успешно…

— Комбинезон?

— Ага. Их на складе — навалом. И вход туда свободный.

— Но ведь я могу не захотеть исповедоваться собранию?

— Можете. Но Пастушка — очень убедительная девушка. Верьте моему слову, вы будете рассказывать, в подробностях. Еще и удовольствие получите. Как священник, я был допущен к архиву личных дел. Ну и на Посвящении слушал: наша красавица ничего не скрывала. Увлекательная биография, хоть роман сочиняй…

Контрапункт. Лючано Борготта по прозвищу Тарталья (в разное время, в разных местах)

Труднее всего — делать.

Это значит — ошибаться. Это значит — уставать. Изыскивать средства. Собирать силы. Пахать, как вол. Надрываться, как проклятый. Стремиться к завершению. Пробивать. Строить. Создавать.

Нет, не работать.

Делать.