Окаянь (СИ)

— Я уже пыталась объяснить. Прасковье Яковлевне, — усмехнулась Вероника. — Только она и слушать меня не стала. Вместо этого лекцию прочла. Об исторических корнях терроризма. Про корни абсолютно с ней согласна, только время сейчас другое. Корни хоть и прежние, да ростки от них идут новые.

— Ты мне лекцию здесь не устраивай. Лучше скажи, зеброид тут причём?

Тягач тряхнуло и повело вправо на упавшей лесине. Зотагин крутанул руль влево. «Петруха» тяжело перевалил через ствол упавшего дерева передними колёсами и, буксанув задними, перетащил через него фуру. Седло при этом опять подозрительно заскрипело. Зотагин высунулся из окна кабины, посмотреть, всё ли там в порядке и потому не расслышал, что в это время говорила Вероника.

— …был куратором! Опыты над детьми, представляешь?! — возмущённо закончила она.

— Какие опыты?

— Ты вообще-то меня слышишь? Я ведь только что сказала! Чипирование, позволяющее детям напрямую, без всяких гаджетов, быть подключенными к Сети! А Маккиндер это курировал.

— И что? Они и так в Сети постоянно сидят. По себе знаю. Тоже из неё по молодости не вылезал.

Зотагин притормозил, прикидывая, пройдёт тягач через заросли кустарника впереди или нет. Решил, что пройдёт и переключился на пониженную передачу.

— Опять не понял, — вздохнула Вероника.

— Ты говори, говори. Я слушаю.

«Петруха» с треском продрался сквозь кусты.

— Этот чип нельзя отключить, — сказала Вероника. — От него вообще нельзя избавиться. Зато с его помощью можно управлять человеком. Промыть мозги настолько, что он станет послушным рабом, считая себя при этом абсолютно свободным. Идеальное рабство. Ведь хороший раб – это тот, кто себя рабом не считает. И эти дети – только начало. Предтечи нового рабовладельческого строя. Но самое страшное даже не это, — продолжила она. — Страшно, что родители этих детей не возмутились! А некоторые даже устроили скандал из-за того, что их чад забраковали. Ведь за участие в опыте предлагалась кругленькая сумма.

— Ой, как страшно! — скрипнул зубами Зотагин. — И вы, значит, сообразили на троих, что его надо убить. Американца этого. Теперь, значит, порядок! Теперь эти опыты конечно же сразу прекратят. Испугаются после Карги. До усрачки. И никаких рабовладельцев не будет! — со злой иронией высказал он.

— Совсем идиот, да? — тоже разозлилась Вероника. — И нас за таких же идиотов считаешь? Конечно, не прекратят! Мы на это и не рассчитывали. Знали, что кого-то другого куратором назначат. Уже назначили, наверное. Но мы им дали понять, что от своего не отступимся, будем бороться! И зря ты иронизируешь. Не мы это решили! Мы всего лишь исполнители. А ты дурак, если не понимаешь, как это серьёзно и не видишь последствий!

— Исполнители, значит, — хмыкнул Зотагин. — Ну- ну… На деле же козлы отпущения. И я дураком вместе с вами. Права тётя Пана, как ни крути.

До заброшенного Староверова они добрались после полудня. Дворы по обыкновению располагались здесь вольготно, чтобы места на хозяйство каждому с лихвой хватало. Сейчас, конечно, ни о каком хозяйстве речи не шло. Тут и там из разросшихся кустов бузины и сирени выглядывали покосившиеся избы, провожая тягач пустотой выбитых окон. Сени изб давно рассыпались и лежали рядом либо грудой прогнивших досок, либо в беспорядке наваливались на сруб. Перекошенные стропила не держали проваленных крыш. Лишь печные трубы стойко сопротивлялись разрухе. И одичавшие яблони. На их ветвях ещё висели тронутые гнилью яблоки.

Улица, как и всё здесь заросла травой. «Питер», раздвигая кенгурятником высокие стебли, словно плыл по жёлто-зеленому морю. Подрулил к густому вишеннику. Под колёсами хрустнули доски завалившегося забора. Зотагин остановился и заглушил мотор.

Они вылезли из кабины. Воздух был по-осеннему прохладным. Пахло грибами и прелой листвой. В кустах громко гомонили воробьи. И здесь их ждали. Вернее, ждали Веронику. Он оказался проблемой. А как решает его попутчица проблемы, Зотагин на себе испытал. Эти, судя по виду, тоже особо церемониться ни с кем не привыкли. Поэтому смотрел на мужчин насторожённо.

— Зовут-то тебя как, проблема? — участливо спросил крепыш.

— Александром его зовут, — ответила Вероника. — Зотагиным.

— Павел, — протянул руку крепыш. — Дзьонь.

Черты круглого загорелого лица и узкий разрез чёрных внимательных глаз выдавали в нём коренного жителя этих мест. На вид ему было далеко за сорок.

— А меня Жиртуевым кличут. Тихоном, — сказал длинный, тоже протягивая ладонь.

Судя по виду, они с крепышом были одного возраста. Или почти одного. Разница в глаза не бросалась.

Зотагин пожал и его руку. Ладонь была сухой, рукопожатие крепким. Тихон улыбался, но взгляд его бледно-голубых глаз оставался холодным, изучающим.

— Что теперь делать собираешься? — спросил он. —Попал ведь как кур в ощип, ёжики колючие.

— Попробую как-нибудь выкрутиться, — ответил Зотагин.

— Как-нибудь, это как? — поинтересовался Тихон.

— Скажу, что она меня заставила. Убить грозилась. Разве не так? — спросил Зотагин у Вероники.

— Так, — подтвердила та.