Окаянная душа

Зарина подвинулась, устроившись к нему вполоборота. Ей удалось сделать это, не выдернув волос из рук брата. В таком положении он ясно видел зеленый огонек, которым горел левый глаз девочки. Зелень лесной поляны. Такой же цвет как и у их общего брата Алексиса. Голубизна правого глаза Зарины соответствовала оттенку глаз Лауса, а левый… Иной раз Лаусу казалось, что он видит в Зарине одновременно себя и брата, словно девочка воплощала в себе их единство, их цельность. Но как только эти мысли начинали лезть в голову, Лаус тут же отгонял их от себя. Нет. Брат предал их. Он больше не является частью их целостности. Он чужой им.

Зарина продолжала пристально смотреть на Лауса. Он отвечал ей грустным взглядом. Не требовалось каких-либо слов или движений, они могли молча глядеть друг на друга часами, но это не означало ровным счетом ничего. «Ничего для Зарины», — мысленно добавлял про себя юноша.

— Я не всегда буду с тобой, — сухо повторила Зарина. — Эти слова ты должен был сказать мне.

Лаус непонимающе заморгал.

— Но это глупо, потому что я никогда не оставлю тебя.

Зарина скорчила рожу.

— Вечно благодушный Лаус. Пора бы тебе скинуть с себя эту обузу.

— Обузу? — Лаус нахмурился.

— Меня. — Зарина ткнула себя в грудь. — Тебе девятнадцать. И ты успеваешь одновременно учиться и работать, при этом неплохо зарабатывая. Ты бы мог построить отличную жизнь для себя. Без мелкой несуразной обузы.

— Ты не обуза. — На этот раз Лаус не стал скрывать глаза под челкой. Он хотел, чтобы она увидела пламя в них. Как она может говорить подобное? Разве она все это время не замечала решимость в его глазах? Не читала душу? Ах да, он же приучил себя скрываться. Неужели этими своими действиями он подорвал ее доверие к нему? — Я никогда не брошу тебя.

Лаус кинул расческу на пол. Та приземлилась с едва слышным стуком. Юноша до боли прикусил губу и вцепился руками в воротник своей легкой хлопчатобумажной рубашки, его любимой — подарок сестры на восемнадцатилетие.

Зарина продолжала сидеть вполоборота и бесстрастно смотреть на него. Юноша тряхнул головой, откидывая волосы со лба, и наградил девочку решительным взглядом.

— Не бросишь… — задумчиво протянула Зарина, не отрываясь от созерцания голубоглазого юноши. — А вот я бы на твоем месте бросила.

Сердце снова кольнуло, но на сей раз Лаус быстро справился с собой. Зарина так часто произносила слова, приносящие, казалось бы, невыносимую боль, что юноша ощущал себя бойцом, прошедшим какую-то внеземную школу бесчувственности. Холодность, сарказм и цинизм так тесно переплелись с самой сущностью Зарины, что без закаленной к этому воли он бы не смог быть рядом с ней. А он хотел оберегать ее, желал этого до неконтролируемого безумия, до дрожи в теле и муки в груди. Разве могло ему помешать это вечное равнодушие и бесстрастие? Главное лишь, чтобы Зарина продолжала смотреть на него тем же видящим взглядом.

Внезапно Зарина повернулась полностью и чуть наклонилась к нему. Разноцветные глаза оказались на одном уровне с его, и через секунду Лаус понял, что девочка пристально рассматривает свое отражение в его глазах.

— На твоем бы месте, — Зарина плавным движением показала на себя, — я бы бросила это.

Лаус глубоко вздохнул. Если в его глазах отражается то смятение, которое он боялся показать, то при таком близком расстоянии оно не укроется от Зарины.

— Как хорошо, что я не ты, — слегка хриплым голосом проговорил он.

Зарина еще секунду смотрела в голубые небеса глаз брата, а потом отклонилась и встала, откидывая за спину заплетенную Лаусом косу.

— Да, хорошо, что ты не я, — подтвердила она, сверху вниз глянув на все еще сидящего юношу.

С этими словами Зарина развернулась и направилась в свою комнату. Лаус заворожено наблюдал, как свет от фонаря оплетает фигурку сестры, превращая ее в призрачный силуэт. Он не помнил момент, когда вскочил на ноги, опомнился юноша лишь на пороге комнаты девочки. Юноша прижался к спине Зарины, обхватив ее руки своими. Пальцы девочки утонули в его ладонях.

«Господи, какая она маленькая», — с нежностью подумал Лаус, глядя сверху вниз на рыжую макушку сестры. Она едва доставала до его груди, хотя в этом году прибавила в росте на полсантиметра.

Руки Зарины в руках Лауса обжигали льдом, а ее спина холодила кожу юноши. Он же, напротив, источал тепло, и в этом противоречивом контрасте ощущений они продолжали молчаливо стоять на пороге комнаты.

— Знаешь, Лаус, — негромко сказала Зарина. — Я вчера потеряла резинку для волос с розой.

— Это ту, что тебе подарила тетя Мэй? — также едва слышно спросил Лаус. Он знал, как сильно Зарина ценит тишину, поэтому соблюдал их «безмолвный» договор.

Зарина кивнула. Даже через рубашку холод ее кожи ощущался все сильнее, словно она вытягивала тепло юноши, как это делают камни.

— Вчера тетя Мэй вызвалась заплести мне волосы перед выходом. Результат был хуже некуда. Неудивительно, что, когда Барон сорвал с меня шапку, волосы тут же расплелись, а резинка-роза исчезла.

— Будешь ее искать?

— Нет, сейчас это бесполезно. — Зарина откинула голову на грудь Лауса.

— Ты рассказала ей об этом?