Окаянная сила

Но, если взглянуть с другой стороны, — как могла она удержать от расправы птицу Гагану? Уж для птицы-то заклинаний Рязанка ей дать не могла… Прилетала Гагана словами сильными не званная — надо полагать, не слов бы она и послушалась…

— Высоконько ты собралась-снарядилась… — молвила Рязанка. Алена опять подивилась — куда уж выше-то, в самый Верх!

— Ты, Степанидушка, никогда ведь меня не спрашивала, откуда я на твою голову взялась, — сказала она. — И что у меня за подруженька такая, что сама не может для любимого мужа отворот на соперницу прочитать…

— А что спрашивать, и так видно, ты из богатого житья. Чарочки-то я потом разглядела… И ты из комнатных девок, рукодельница. Стало быть, подруженька-то твоя тебя куда повыше…

— Выше не бывает, Степанидушка.

— А мне так и казалось, что ты из Светлицы, — нисколько не удивившись, произнесла Рязанка. — Я ведь, помнишь, когда ты впервые пришла, назад тебя гнала.

— Разве ты не из-за проклятья моего? — удивилась Алена.

— Ремесло мое такое — проклятья отделывать… Я чересчур высоко залетать не хочу — больнее падать, — объяснила ворожея. — Да и не я одна. Ты вон Арапку спроси, чай, по сей день на спинке следы видны. Всю спину ей, горемычной, кнутом ободрали… А не ходи ворожить в Верх!

Степанида сердито фыркнула.

— Разве ж в Верху наша с тобой помощь не нужна? — обиделась за былых подружек Алена.

— Мы, ворожейки, неспроста с верховыми девками дела иметь не хотим, — отвечала Степанида. — Дуры они, прости господи. Научишь одну, как мужа от ревности освободить, — а она и пошла трепать языком на весь Верх! Сколько знающих баб через это муки приняло…

Вдруг Алена вспомнила — поминали при ней про каких-то корневщиц и травознаек, из-за которых был немалый переполох. Да и Гриша поминал сатанинское искусительное наваждение, которое прекращалось в тот самый миг, когда ворожея, залетев сдуру в боярские хоромы, вдруг оказывалась беспомощна, как дитя малое. Может, с той бабкой, из-за которой тогда переполох поднялся, такое же дело вышло?.. И не Феклица ли Арапка то была?

— Корень обратим! — воскликнула вдруг она и сперва удивилась своей памяти, редко удерживавшей ненужное, а потом вспомнила про пакостный дар Устиньи Кореленки.

— Есть такой корень. Через него подружки моей бабка в Сибирь угодила, звали ее Манька Козлиха, а потом и дочка, и внучка — все Козлихами были. Это ведь как делается? Живет себе знающая баба, к ней люди ходят, один другого посылает. Передаст мастерство дочке, а вместе с ним и прозванье — чтоб людям знать, кого спрашивать. Та бабка Козлиха одну мастерицу научила на корень обратим ворожить, чтобы муж любил. Так она, бестолковая, чем дома этим заниматься, в Верх корешок притащила, в плат увязанный, да и оброни! Дело завели — не порчу ли на государя с семейством наводят. Много потом мастериц из Светлицы разогнали, кого в Пелым, кого в Каргополь. Ты до Кисловки добеги, где Никитская обитель, там баб спроси, старых портомой или постельниц, они расскажут! Рев по всей Кисловке, говорят, стоял, когда мастериц с семьями увозили, и мужиков, и малых детей.

— Да я тебе и так верю, — отвечала Алена, а сама подумала, что только ей и недоставало показаться в слободе, где проживает весь царицын нижний чин мужского и женского полу — от детей боярских и мастеровых до последней мовницы. Кабы еще хоть глаза отводить умела…

И взмолилась снова, и уговорила-таки, и научила ее Рязанка не только что иной казаться, а и вовсе сон на людей нагонять. То бишь — лучше и не придумаешь.

Алена столько лет провела в Верху, что все хоромы и все покойчики знала — где которая царевна живет, где которая царица, где которая верховая боярыня. Анна Петровна Хитрово местожительства, кажись, не меняла — где при покойном государе Федоре поселилась, там ее и оставили.

Знала Алена, что непросто будет правды от старухи добиться, одного боялась — было той уж по меньшей мере девяносто, не окочурилась бы от излишней строгости…

В Верх Алена пробралась с богомолицами, которых старшие царевны привечали. Богомолицы-странницы много чего понарассказать умели. Иных так и оставляли жить в Верху, так они и прозывались — верховыми.

Боярыня Хитрово занимала покойчики малые — много ли старухе нужно? Ее сенных девок Алена обморочила на славу — даже на лавки не усадив, крепкий сон на них навела, стоят у стен, качаются, того гляди повалятся. И неслышно вошла в крестовую, где Анна Петровна неторопливо лампадку сама заправляла с молитвой.

Алена молча смотрела на эту неприметную ликом и статью, но всевластную старуху, что при всех царях, при всех царицах удержалась в Верху, и хотя не раз отпрашивалась в обитель, не раз получала дозволение и чуть ли не денег на вклад, но всё каким-то образом оставалась в Терему, то при государыне царице, то при государынях царевнах, а годами ее славы были те, что состояла она мамой при болезненном царевиче, впоследствии и царе Федоре Алексеиче. И служила она тогда на совесть — может, лишь ее заботами и продлилась жизнь многоумного, но горемычного питомца до двадцати одного года.