Окаянная сила

Собрав с пола в корзину крупную грязь, она выпрямилась, огляделась в поисках необходимой ей ветошки, протянула было руку к холстине, но вдруг поняла, что на самом деле тут нужен замызганный передник девки, который не меняли тоже, надо полагать, с прошлого Рождества. Алена сдернула этот передник и поняла, что пол им вытирать уже нет нужды. Девка так долго носила его, что он впитал в себя всю ее теперешнюю мерзость, и если бы он попался лежащим на перекрестке кому-то из людей знающих, тот сразу бы определил, что здесь отделывали «бесовскую пасть».

Но перекрестка было мало. Эта порча, грубая и мощная, как пущенный сильной рукой булыжник, не должна была оставаться на земле. Требовался перекресток — но водяной!

Алена, держа в левой руке корзину, правой показала на девку.

— Анна? Мария? Марьяна? — спросила она.

— Катрине, Катрине! — разом ответили родители.

— Катерина. Ладно.

Она сделала рукой движение, которое на всех языках означает — за мной! И поспешила прочь, и — вниз по лестнице, и — вон из этого дома с этой страшной вонючей ношей!

У дверей она поманила за собой отца несчастной девки. Вывела его на улицу и там на мгновение растерялась. Река была где-то поблизости а как к ней добраться, Алена не понимала.

— Дунюшка, подруженька! — позвала она. — Выйду, благословясь, пойду, перекрестясь, из дверей в двери, из ворот в ворота под ясное небо, под чистые звезды, под ясное солнце, под луну, под всю Божию колесницу, прямо к синей речке, там камень-пенья, коренья, желтые пески, крутые бережки. Ты, камушек, откачнись, а ты, Дунюшка, отзовись!

Река прислала прохладное свое дыхание, погладила щеку. Алена посмотрела на своего спутника, который во всем ее бормотании ровно ничего не понял, и взглядом позвала его за собой.

Они вышли к набережной.

Сообразив, что содержимое корзинки должно попасть в воду, девкин отец повел было Алену на мост, составленный из больших плотов, но она показала рукой, что мост не годится, и спустилась с ним туда, где ждали господ лодочники.

Сев в лодку, Алена поставила на дно корзинку и вздохнула с некоторым облегчением.

Теперь следовало искать водный перекресток.

Это могло быть место, где одна река впадает в другую. Но Алена, поладив с речкой Дунюшкой, уже поняла, что поблизости таких рек нет. А выходить в самое устье, где речная вода мешается с морской, она не хотела. Речную-то воду, пресную, она понимала, и каждая скользящая по-над самым дном струйка говорила уж внятным ей языком, а что там с морской выйдет — еще неведомо. Да и отзовется ли морская вода на имечко «Ульяна»? Может, у нее иное, здешним людям ведомое, а чужой ведунье она откликаться не пожелает?

Потому Алена показала рукой вверх по течению, где тянулись узкие и длинные островки. Были там и другие, ниже по течению, но до этих, казалось, рукой подать, а до тех — грести и грести. Нужно было найти место, где рукав возвращается в реку, и утопить там корзинку с «бесовской пастью».

Корзинка же настолько отяжелела, что должна была бы не только камнем пойти ко дну, но и навеки там остаться. Алена задумалась на минутку — не рыбачат ли тут неводом, не вытащат ли из воды средоточие зловредной порчи?

И отмахнулась от мыслишки. Когда еще вытащат! А девку ей сейчас спасать надо. Не ради самой девки — никаких добрых чувств ее чумазая засаленная рожа у Алены, понятное дело, не вызвала. А ради куска хлеба и своего доброго имени. Алена понимала, что от сегодняшнего дела зависит, как она, чужая, на нездешнем языке говорящая, приживется в городе.

Лодочник греб, поглядывая исподлобья на странную пару — почтенного и осанистого немецкого дворянина, хоть и из провинции, коли судить по старомодному наряду, и малорослую девку в удивительном темно-синем платье, со связанными на спине длиннейшими рукавами, на вид польского покроя. Они не разговаривали, но связь между ними сейчас была крепчайшая — дворянин глядел на девку во все глаза, и каждое движение ее маленькой руки было для него превыше королевского приказа, а девка время от времени взглядывала на дворянина и кивала, как бы сообщая — всё идет должным образом.

Правой рукой, опущенной за борт, она вела по воде, в чем тоже было что-то подозрительное.

Вдруг она подняла левую руку. Дворянин весь потянулся к девке, а она пальцем указала на воду так вразумительно, как ежели бы сказала: «Здесь останови!»

Перекресток был подходящий — даже не два рукава сливались в один, а целых три, так что неожиданно образовался полезный при отделывании опасной порчи крест. Три острова было там — Заячий, Девичий и остров Луцава. Два узких рукава и третий, гораздо их шире, сошлись и слились, и Алена почуяла рукой, как наложились друг на друга стелющиеся по дну водные дорожки.

Лодочник ударил веслами, удерживая лодку, и завернул ее боком к течению. Алена достала корзинку. Тяжесть в ней была неимоверная.

— Отче наш, иже еси на небесех, — начала Алена молитву и неторопливо, внятно дочитала ее до конца.

Затем положила руки на корзинку.