Окаянный император. Роковое путешествие

Кстати, учиться поведению за столом в XIX веке я был вынужден практически заново. Пока мой рацион состоял из бульона и обедов в одиночестве, проблем не возникало, а вот в обществе… Во-первых, столовые приборы. Здесь было примерно пять видов вилок, столько же ложек, целые горы разнокалиберных тарелок и бокалов. С ними, к счастью, было просто, еду и напитки разносили официанты, они и выбирали нужную тару. С приборами было сложнее. Сперва мне приходилось начинать трапезу с воды. Я ненавязчиво присматривался к остальным участникам застолья и подмечал, чем они едят суп, чем рыбу и мясо. Во-вторых, я совершенно не попадал в существующий ритм жизни. Здесь никто никуда не торопился. Разговоры были степенными и размеренными. За стол, по крайней мере с моим участием, садились на час, как минимум. Блюда приносили с перерывами. Для меня это было очень непривычно. Я сдерживал себя и поднося ложку ко рту, и пережевывая кусок антрекота, и отпивая глоток вина. Спиртного неожиданно оказалось много. Разного рода вина, шампанское, коньяк. Его подавали начиная с обеда. По сравнению с тем, что я пробовал в своем времени, это были нектары богов. Наверное, за счет натуральных продуктов. Никакой пищевой химии, как я понял, еще не изобрели. Но налегать на алкоголь все равно не стал. Цирроз печени и в моем XXI веке не лечили, что уж говорить про здешние реалии. К здоровью вообще стоило относиться максимально серьезно. Я слабо представлял себе уровень развития местной медицины, но хорошо помнил, что антибиотики изобрели в годы Второй мировой. Без них сильная простуда и глубокий порез могли закончиться летальным исходом. Однако вернемся к теме горячительного…

— Николай Николаевич, расскажите, как часто матросам выдают водку и зачем вообще это делают?

— Охотно… Это правило ввел еще Петр Великий. Он, как известно, многое заимствовал из Европы и это тоже. Получая небольшие порции водки, нижние чины чувствуют себя бодрее и меньше болеют. Особенно это необходимо в северных, холодных широтах.

— Но здесь климат куда как мягче…

— Да, несомненно. Зато у офицеров есть хороший способ воздействия на подчиненных. За провинности их лишают чарки, а за хорошее несение службы, наоборот, поощряют.

— Послушайте, Николай Николаевич, — к разговору подключился князь Кочубей, — никто от подобного угощения не отказывается?

— Есть и такие. Согласно указу, мы их не неволим. Тот, кто не принимает водку, получает ее стоимость на руки после окончания службы. В месяц казна на это отпускает два рубля и сорок копеек. За семь лет набегает более двухсот рублей. С таким капиталом, согласитесь, матрос может неплохо устроится.

— И много тех, кто отказывается?

— Немало.

— Так, может, необходимо вообще отказаться от выдачи спиртного, а платить всем деньги? — я вновь подключился к разговору.

— Сложный вопрос вы, ваше императорское высочество, задаете, — задумался Ломен. — С одной стороны, безудержное потребление спиртного вредит здоровью. Ученые мужи на этот счет высказываются однозначно. С другой, чарка — это традиция, самим Петром Великим заведенная. А устои на флоте, как известно, чтут. И убери их… Не знаю, чем сие закончиться может.

Я сделал себе «зарубочку» на будущее и встал из-за стола. Салон капитана на «Памяти Азова» по сравнению с матросским кубриком был другим миром. Здесь висели электрические люстры, жестко закрепленные на металлических трубах, чтоб не разбились во время качки. У стены стояло фортепиано, а в буфете лежал настоящий фарфор. Стены были отделаны деревянными панелями, а на полу красовался шикарный ковер. Кубрики расположены уровнем ниже. Там в два яруса висят парусиновые койки, чуть в стороне — обеденные столы, и тут же находятся какие-то машины и механизмы. В воздухе витает стойкий запах казармы.

Именно на «Памяти Азова» я начал понимать, что Россия рубежа веков — страна очень неоднородная. Как и у большинства сверстников, представление об этом времени у меня складывалось на основе строчек известной песни: «Балы, красавицы, лакеи, юнкера. И вальсы Шуберта, и вкус французской булки». Сейчас же стало приходить осознание, что все куда сложнее. Гораздо сложнее.

Глава V

Май 1891 г.