Окаменевшие сердца

–Любишь, любишь, – пробормотал себе в горбатый нос Михаэль Яковлевич, открывая заиндевевшую дверь в помещение.

–Фууу! Венька! Как ты навонял то здесь, – закашлялся затаскивая, внутрь комнаты из коридора, юродивого Юлий Самуэльевич, – Михаэль Яковлевич, не закрывайте пока дверь, пусть хоть немного проветрится.

Стоящий в облаках пара и ладана, перед иссиня-белой девушкой, безотчётно бормочущий: "Пресвятая Богородица, помилуй нас!…, Владыко, прости беззакония наша, имени Твоего ради!…, Пресвятая Троице, помилуй нас!…, Господи! Иисусе Христе! Милостив буди мне грешному!…", очнулся и толкнув в бок, широко распахнувшего глаза и рот, дьякона, отдал ему потухшее кадило:

–На, Иван, держи и пошли отсюда, нечего нам здесь делать…

Послушно опустивший голову недавно рукоположенный в сан, молодой парень пошагал на выход.

–Я тебя люблю! – утиной походкой ринулся к нему, специально привезённый из далёкой Сибири, юродивый, – ты, Ваня, и я – Ванечка! – пролепетал радостным детским голоском и ткнувшись головой в живот, остолбеневшему от неожиданности дьякону, обхватил его за пояс и погладил по спине.

–Обратите внимание, Михаэль Яковлевич, что он не ко всем на "ты" обращается, и обнимается не со всеми, – проговорил пристально наблюдающий за этой сценой старший храмовник, – этого, "избранного", необходимо будет взять на особый контроль! – значительно посмотрев на согласно кивающего ученика, продолжил, – а теперь посмотрим, как он поприветствует нашего протеже, – оторвав юродивого от обмякшего дьякона, повернул его к застывшему в напряжении священнику.

–Я вас люблю! – обыденно-радостно пропел опять Ванечка и обрулив обречённо поникшего настоятеля Покровского храма, переваливаясь с боку на бок заковылял к Объекту.

–Ну вот! Что я тебе говорил, Венька! Не простит ОН тебя! Вот, даже ваш "глашатай" это подтверждает! – торжествующе потёр озябшие руки Юлий Самуэльевич и засунул их в карманы полушубка.

–Может ещё и простит, этого никто не знает, – обиженно забормотал было в ответ "проштрафившийся", тут же прерванный яростным, нетерпеливым шипением молодого храмовника:

–Тихо! Он…, он…, он выпрямился! Этого не может быть!

Ровно и прямо предстоящий перед оледеневшей девушкой, временно исцелившийся юродивый, заговорил басом от которого задребезжали стёкла и казалось задрожали стены:

–НЕ ТРОНЬТЕ ЕЁ. ОСТАВЬТЕ ВСЁ КАК ЕСТЬ. ДО НАЧАЛА ВЕЛИКОГО ПОСТА. Я НАЧАЛ И Я ЗАКОНЧУ.

Завершив пророчество, Ванечка, вскрикнув от мучительной боли обратного превращения, согнулся в три погибели и заплакал.

–Когда у вас это…, ваш этот пост начинается? – спросил у дрожащего всеми членами священника, нимало не впечатлённый чудом Юлий Самуэльевич, посмотрев на слегка ошалевшего ученика, успокоил, – ай, да бросьте, Михаэль Яковлевич, я Вас умоляю! Вы ещё и не такие "фокусы" во время своей карьеры увидите. И с той, и с другой стороны, и наши спецы много чего могут и умеют. Так, что, Венька, когда?

–Девятнадцатого марта, – коротко ответил священник.

–Долго…, два месяца, даже дольше…, ну ладно, чтож теперь, подождём, не впервой, – резюмировал глядя на согласно кивающего помощника по ремеслу.

–А может, спалить этот дом к чёртовой матери? – влез в разговор шагнувший в распахнутую дверь гэбэшник.

–Ты майор, совсем дурак?! – злобно каркнул на него молодой храмовник, – сейчас стены Объект закрывают от постороннего внимания, а если дом сгорит? Что прикажешь? Из фанеры заново городить? После того, как тут фейерверк произойдёт, ты хоть представляешь, как это быдло взбудоражится? – презрительно скривившись на, в ужасе пятящегося от него, гэбэшника, "вытолкнул" его из помещения пожеланием, – пошёл нахуй отсюда.

––

[Докладная записка в Центральное управление по делам религий. 22 марта 1956 года, г. Куйбышев, ответственный по Приволжскому сектору старший спецагент номер 0115 (ноль сто пятнадцать).

Согласно протоколам, предоставленным мне офицерами  госбезопасности и личным наблюдениям, сообщаю следующее: