Окатанский боец (СИ)

   Глупые создания. Даже не подозревают, что если немного увеличить дозу, моя кровь станет для них отменным ядом. Д.».

***

Не морты начали эту бесконечную кровопролитную войну. Я догадывалась, но страх поверить в это был настолько велик, что я предпочитала смотреть на мир сквозь розовые очки. Поверить в то, что народ, который ты всем сердцем любишь, уважаешь и ценишь - самый жестокий и кровожадный из трёх рас, было выше моих сил.

   Я предпочитала правде красивую ложь.

   Так жилось легче. Так было сердцу легче.

   Так было нужно.

   Злая ирония выходит… Глаза на правду мне открыл не человек, который любил меня и учил быть доброй и справедливой, а рафк… к которому я не испытывала ничего кроме неприязни и недоверия. Рафк, который считает себя Богом Нового мира.

   Не сказать, что я прониклась к Валу симпатией, но он определённо заслуживает уважения хотя бы за то, что был со мной честен.

   И даже больше, чем я рассчитывала…

   Слабость альбиноса - думаю единственная его слабость, – вовсе не дети-морты и даже не его сородичи… а Сэйен. И, можно сказать, что в какой-то мере Вал не особо этому рад. Ведь у короля Нового мира не должно быть слабостей. Так он мне сказал, а я ведь даже не спрашивала.

    Но стоит лишь увидеть, какими глазами он на неё смотрит и всё становится безоговорочно ясно: любить Сэйен для него и великий дар, и одновременно тяжкое бремя. Но самое странное для меня то, что это не та любовь, о которой слагают легенды и пишут песни.

   – Я ценю её, - вот что сказал Вал, с обожанием глядя на дочь Джей. – Она такая особенная. Самая особенная.

   И эта особенная, в понимании Вала, женщина, без запинок и сомнений поведала мне историю, которую я себе и представить не могла…

   В двадцатых годах Новoй эры, когда бесовая чума пришла в льтури, люди так и не узнали, по каким критериями зараза выбирала жертв, но стало совершенно точно ясно, что вирус проник в организм абсолютно каждого. Кому-то просто повезло – иммунитет выиграл битву с чумoй. кто-то эту битву проиграл.

   Сэйен заверяет, что её мать добровольно пошла на риск. Джей позволяла выкачивать из себя максимально допустимoе количество крови, а затем лгала, чтo хорошо себя чувствует, и вновь подставляла вену пoд иглу.

   По словам Сэйен её мать всю жизнь страдала от чувства вины, говорила, что её незаслуженно назвали героем, ведь она не сделала абсолютно ничего для своего народа. Всё, что было в Джей особенного – это её кровь. Сущность же этой женщины была настолькo эгоистична, что даже родная дочь чувcтвовала себя обделённой материнской любовью. Все, кого Джей когда-либо любила в этом мире – это Чейз. Такого же особенного и единственного в своём роде, как и Сэйен. Также Чейз стал единственным не человеком, кому первое руководство позволило проживать на территории Альтури. И, по словам Сэйен, Чейз любил человечество гораздо больше её матери.

   Мир Джей вращался лишь вокруг Чейза – существа с абсолютной дoминантой, самого сильного хищника в природе. Существа, чья ускоренная регенерация клеток замедляла старение, а вот у Джей… появлялись морщины и седые волосы. Это не могло не расстраивать её. Сэйен считает, что старение послужило одной из причин, по которым Джей согласилась на добровольное и заведомо ей известное самоуничтожение. Ну,или же, чувство вины заиграло другими красками и, впервые за свою жизнь, мать Сэйен решила перестать быть эгоисткой и помочь своему народу всем, чем может.

   Джей не могла стать рафком.

   Джей не могла оставаться вечно молодой.

   «Джей умерла рабом, – повторила Сэйен, глядя на меня без единой эмоции во взгляде. - Рабом, которым сделал её вовсе не Конец света, а её собственная «удивительная» кровь. Кровь стала её даром и её проклятием».

   А еще я узнала, что для Вала Джей была не менее особенной, чем Сэйен (возможно, даже более особенной). Стальная королева не постеснялась намекнуть, что Вал любил её мать. Извращённо, неправильно и не в том понимании, в котором положено думать о любви, но всё же… любил.

   Но история не об этих двоих, а о том, что же случилось дальше…

   Всех больных чумой свозили в деревню недалеко от Тантума. Им вводили лекарство, полученное из крови Джей и, поначалу, доктора облегчённо вздохнули – заражённым становилось легче. Сэйен говорит, что в тот день, когда руководство собиралось объявить о победе над чумой, глаза первого практически излеченного от болезни человека «вспыхнули». За ним у ещё одного,и у ещё одного…

   «Люди превращались в чудовищ», - сказала Сэйен.

   Руководство так сильно испугалось мутации, что не могло допустить появления в этом мире ещё кого-то вроде рафков и, уж тем более, кого-то вроде тварей.

   «Этот мир должен принадлежать людям, а не мутантам».

   Тогда и было принято скoрое решение сжечь деревню вместе со всеми, кто идёт на поправку, - вместе с женщинами и детьми, – до тех пор, пока они не успели окрепнуть и встать на ноги.