Океан

Мы все так же ездили в Барселону, ходили по барам, а Клемент продолжал знакомиться с девушками. Почти каждый вечер он находил себе новую подружку. Вскоре я понял, что дело вовсе не в каком-либо волшебном даре или же неиссякаемом природном обаянии (хотя и оно играет немаловажную роль). Девушки знакомились с ним, так как он всегда уверенно держался при встрече, чего не скажешь обо мне. Я был слишком робким для подобных «испытаний». Впрочем, и не особо нуждался в этих знакомствах и встречах. Для отношений у меня была Бэйл, о которой я думал слишком часто. Поймал себя на мысли о том, что с каждым днем влюбляюсь в нее все сильнее и сильнее. Забавно, что для ярких чувств и тоски люди должны быть далеки друг от друга. Ведь когда она почти каждый день была рядом, я не думал о ней с таким теплом. А сейчас словно с ума сходил от влюбленности. Я даже написал ей любовное письмо, конверт которого обклеил марками с изображениями Саграды, музея Дали, девушек в национальных костюмах и герба футбольного клуба. Более того, потратил около пяти часов, чтобы разобраться, как его отправить прямиком из провинции. Все это так слащаво и глупо, особенно если учесть, что я не ушедший на фронт солдат, а всего лишь малолетка, укативший тусоваться в Барселону с лучшим другом на несколько дней. Но все это не имело никакого значения, когда я понимал, что это точно поднимет ей настроение. В Монреале сейчас пасмурно и дождливо, она целыми днями на уроках. Солнечное письмо, наполненное красивыми словами, должно согреть ее душу. Девушки такое любят.

Обычно я просыпался в полдевятого утра. На столе меня всегда ждал чудный завтрак, приготовленный донной Лореной (именно так обращались к бабушке Клемента постояльцы дома), и черный чай. Но никогда я не мог застать ее внука.

Однажды я выглянул в окно кухни, что выходило прямо на причал. Клемент стоял на пирсе и смотрел куда-то вдаль. В его тонких пальцах мне удалось разглядеть догорающую сигарету. Какого черта он там делает?

Заметив меня у окна, Лорена оставила мытье посуды и подошла ближе. Ее взгляд так же был устремлен на Клема.

– Mi bello durmiente[13]… – задумчиво произнесла она, а затем добавила на английском с сильным испанским акцентом: – Он с самого детства любил рано вставать и идти к причалу. Просыпался, когда рыбаки и остальные рабочие спали, а солнце еще не показалось на горизонте. И часами мог стоять там и смотреть вдаль. Когда мой муж был еще жив – Клементу было семь на тот момент, – он спустился к причалу и спросил: «Что ты тут делаешь?», на что малыш ответил лишь: «Я жду». На вопрос о том, чего же он так ждет, ответа никогда не было. Он лишь вздыхал и отрицательно качал головой. А нам так хотелось понять, для чего он ходит туда каждое утро и кого ждет. Но прошло много лет, мой муж умер, но так и не узнал эту тайну. Быть может, когда я сама вскоре окажусь на том свете, смогу понять, чего же так ждал наш мальчик. А может, и не смогу… – Она вздохнула и вернулась к раковине с посудой.

Я вновь перевел взгляд на своего друга. Он выглядел так сосредоточенно, словно впал в транс. Это было весьма странно.

Спросить об этом его самого я так и не решился. Уж если он не отвечает родным, то вряд ли ответит мне.

* * *

Когда мы прогуливались по Парку Гуэля, канадский телефон Клемента внезапно начал звонить. Я уже не первый раз замечал за ним это. Обычно все входящие звонки приходили на временный испанский номер, но здесь звонил кто-то другой – точно не бабушка или каталонские подружки.

Клем вновь стукнул меня по плечу в знак того, что ему нужно отвлечься, и быстро отошел, оставив меня с очередной девушкой по имени Милагрос.

Пытаясь развлечь ее, я лишь выдавил идиотскую улыбку и задал распространенный вопрос: «What’s up, girl[14]». Это было нелепо. Очень нелепо, черт возьми.

Она с презрением взглянула на меня и произнесла что-то по-испански. Видимо, что-то очень плохое.

Клемент вернулся через пять минут. Выглядел он обеспокоенным.

– Что-то случилось? – спросил я.

– Нет. – Ответ был краток.

– Кто звонил?

– Мама. Но ничего плохого. Так, мелкие недоразумения, да ты сам знаешь… – Он растерянно поправил волосы, и, как только я захотел задать ему вопрос, он быстро переключился на стоящую рядом девушку: – Milagros, mi amor…

Он начал что-то говорить, но я не понимал испанского. Меня поглотили мысли о его домашних проблемах. Возможно, мать поругалась с новым любовником. Или очередной иммигрант выхватил у нее сумку по дороге домой из магазина.

Уже через час Клемент потащил меня обратно в деревню. По пути мы почти не разговаривали. А за ужином он все же заговорил.

– Думаю, нам нужно вернуться, – смотря в пол, сказал Клемент.

– Почему? – спросила его бабушка.

– Ну… Мне нужно помочь маме. Ты же знаешь ее… – После этой фразы он откашлялся.

– Я разговаривала с ней час назад. У нее все хорошо, тебе нет смысла переживать, – ответила Лала.

Лицо Клемента резко переменилось. Именно тогда я понял, что он врет. Дело вовсе не в его матери.