Океан

Чтобы вытащить Асдрубаля из его норы на свет божий, ему придется убить всех Пердомо, медленно, по одному. В этой жизни мало что пугало или по-настоящему раздражало Сентено, однако единственное, к чему он не был готов, так это к тому, что горстка каких-то бородатых мужланов-рыбаков одержит над ним верх.

Спустя полчаса, повернув вместе с тропинкой в сторону, он лицом к лицу столкнулся с человеком, который накладывал мелкий древесный уголь — пикон в огромные корзины, которые затем собирался навьючить на верблюдов. Он сказал, что до Мосаги добрый час ходьбы через поле.

— Нет, — ответил он на немой вопрос Сентено. — Здесь вы не найдете ни дороги, ни машины, которая бы привезла вас на место.

— Вы уверены?

— Я здесь живу с рождения, сеньор, а потому знаю, что говорю. Верблюд — единственный вид транспорта, подходящий для этой части острова.

Дамиану ничего не оставалось, как, морщась от чувства унижения, залезть в одну из корзин и так, покачиваясь на лениво выступающем дромадере, ведомом невозмутимым крольчатником, который, время от времени посмеиваясь, подкручивал свои густые усы, въехать в Мосагу.

— Вот везу вам христианина! — весело произнес мужчина, заставляя животное стать на колени перед дверьми, в которых уже появилась Рохелия Ель-Гирре. — Он заблудился и отбил себе все ноги. Но так как он уверял, что он ваш друг, то я его и привез…

Рохелия, не сводя с Сентено взгляда, в котором злоба мешалась с презрением, утвердительно кивнула.

— Благодарю за услугу, Чо Ансельмо, — сказала она. — Зайдите на кухню и налейте себе глоточек вина. Да отнесите крендельков своим ребятишкам. Я их вытащила из печи всего час назад. — После чего она обратилась к Сентено: — Хозяин в спальне. Доктор приказал, чтобы его никто не будил.

— Он что, болен?

— Абелай Пердомо ночью хотел его убить. К счастью, мой муж услышал крики и вовремя прибежал на помощь. Мерзавец скрылся.

— Абелай Пердомо? — удивился хозяин верблюда. — Марадентро из Плайа-Бланка? Мне это кажется маловероятным.

— Почему же? — кисло отозвалась Рохелия. — Если его сын убил сына хозяина, то почему бы отцу не попытаться убить его самого?

Чо Ансельмо тут же сообразил, что все это не то дело, в которое стоило бы совать нос, и, не произнеся ни слова, направился в кухню за обещанными стаканом вина и крендельками. В предстоящие шесть месяцев его единственной заботой станут поля, пикон, который нужно грузить в корзины, да ленивый верблюд. Остальное же — печаль других, а у него и своих дел по горло.

Дамиан Сентено, не обращая внимания на недовольство Рохелии, попросил показать ему душевую, где бы он смог смыть с себя пыль, которая, казалось, навсегда вплавилась в его кожу под лучами жаркого солнца.

— Подожду, пока не проснется дон Матиас, — уточнил он. — Жандармы уже прибыли?

Он мог бы поклясться, что выражение лица женщины, которая тут же развернулась и последовала на кухню за хозяином верблюда, слегка изменилось.

— Хозяин не захотел вызывать, — ответила она. — Он сказал, что вы уладите это дело. За второй дверью наверху вы найдете спальню и ванную. Можете пользоваться. Через полчаса я подам вам ужин.

Опускаясь в теплую воду, Сентено поблагодарил судьбу, подарившую ему удовольствие, какового он не испытывал с момента прибытия на остров. Затем он обмотался большим полотенцем и приказал, чтобы к утру ему доставили чистое белье. Ужинал он один в сводчатой и мрачной столовой огромного дома Кинтеро и, покончив с едой, попросил Рохелию, чтобы та позвала своего мужа, Роке Луна.

— Зачем?

— Хочу, чтобы он рассказал, как это произошло.

— Он ведь уже говорил: услышал крик, прибежал и спугнул Абелая Пердомо.

Впрочем, Рохелия Ель-Гирре не стала упорствовать, понимая, что тем самым может возбудить в хитром Сентено подозрения, и пошла за своим мужем, который в этот час набивал обручи на бочки в подвале.

— Хочет видеть тебя, — сказала она.

— И что я ему скажу?

— То же самое, что врачу и старику, — рыкнула она. — Ты мне помешал убить его, однако клянусь, если ты меня отправишь в тюрьму, то пойдешь вместе со мной.

— Сумасшедшая, — проворчал Роке Луна, откладывая в сторону молоток, которым набивал металлический обруч. — Совсем ты сбрендила! Убить старика! И как это пришло тебе в голову, когда всего-то и дела, что терпеливо ждать.

— Терпеливо! На терпение я растратила всю свою жизнь.

— Это я терпел в то время, как ты мне наставляла рога! — взвился он.