Океан безмолвия

— Что у нее с лицом? — Эти слова я произношу медленно, и голос у меня более низкий, чем я ожидал.

— Это Кевин Леонард.

— Кевин Леонард? — Мне хочется врезать Дрю в рожу, раз я пока не добрался до Кевина Леонарда, а ведь я даже не знаю, что, собственно, случилось. — Что он с ней сделал? — с трудом выдавливаю я. Стараюсь сдерживать свой гнев, чтобы выяснить подробности, но не знаю, как долго у меня получится.

— Не знаю. Он ее ударил. Кажется, пытался раздеть. Она мне ничего не рассказала. — Дрю ерошит волосы, и я замечаю, что у него из руки идет кровь, да и рубашка испачкана кровью.

— Как она вообще оказалась наедине с ним? Ты же все время был рядом с ней? Ты ведь затем и уговорил ее пойти?

Дрю внимательно рассматривает ссадины на пальцах правой руки, но не отвечает.

— Где ты шлялся? Таскаешь ее на эти тусовки, опаиваешь и потом бросаешь одну? — Я стараюсь подчеркнуть его вину.

Он вскидывает голову и всем своим видом начинает оправдываться.

— Джош, она — не беспомощная девочка. Может, ты не заметил, но она всегда поступает так, как хочет. Никуда я ее не таскал, а напоил только в тот первый раз. Теперь она напивается сама. — Он пытается оправдаться перед самим собой, но, как я вижу, у него не получается.

— Она не любит оставаться одна на этих тусовках. И ни за что не ушла бы от тебя.

— Она и не уходила. — Вот! Значит, он бросил ее одну. — Она прислала мне эсэмэску, но я не услышал. Потом поднялась на второй этаж, там не так шумно, хотела позвонить тебе, чтобы ты за ней приехал. И когда я туда поднялся, смотрю — она лежит на полу, а Кевин навалился на нее.

Все лицо в синяках, ссадинах, кровоподтеках, рассказывает Дрю, а когда начинает говорить о том, что ее белье было спущено до лодыжек, умолкает, чтобы не заплакать, и если бы я не испытывал такого отвращения ко всему человечеству, я бы, наверно, тоже заплакал.

— Так ты бросил ее. — Я готов его убить. Готов во всем обвинить его, чтобы не винить себя. А о том, что она могла позвонить, я даже не в состоянии думать.

— Да, Джош! Именно так! Я уговорил ее пойти со мной, вызвав в ней чувство вины, а потом бросил одну, потому что я эгоист, и такое поведение для меня типично. Думаешь, я этого не знаю? Поверь мне, знаю. Можешь не напоминать, что я полный идиот. Мне об этом напоминают всю ночь — и ее лицо, и кровь на нем и… — Дрю снова взъерошил волосы, голос его снова прервался, я очень надеюсь, что он не расплачется, я не могу это видеть. И так уже достаточно приключений. В эту минуту я представил ее лицо, кровь; самому бы не расплакаться. — Поверь, — говорит он. — Я это знаю. Знаю.

Он стоит, прислонившись спиной к кухонному столу, а я — напротив него у стены. Мы долго молчим, кажется, целый час, но на самом деле, скорее всего, не больше минуты.

— И она ничего тебе не рассказала?

— Да нет. — Дрю устало качает головой. — Самый дебилизм, что она даже не удивилась. Как будто ждала этого.

— Почему ты не привез ее сюда? — спрашиваю я.

— Привез. — Он молча смотрит мне в глаза, давая время усвоить эту информацию; ведь я был потрясен тем, что случилось с Солнышком, и почти забыл, чем занимался в тот момент, когда она оказалась один на один с Кевином Леонардом. — Подумай хорошенько, Джош. Часа два назад мы поехали прямо к тебе. Гараж был закрыт, свет выключен, я решил, что ты спишь, и открыл дверь своим ключом. Мы вошли, и что же мы услышали?

— Так она вошла вместе с тобой. — Это не вопрос. Это — граната.

— Я решил, что ей обязательно надо увидеться с тобой, только это могло ей помочь. — Голос Дрю полон желчи и сарказма, не знаю, кого из нас он сейчас презирает больше.

— И что она сказала? — спрашиваю я, но негромко, вообще-то я не хочу знать, что она сказала. С того момента, как она ушла, я думаю только о том, когда же она вернется. Вот, вернулась.

— Ничего. С тех пор, как мы вошли, она не сказала ни слова.

— Мне надо ее увидеть. — Я не хочу ее видеть. Не хочу увидеть в ее лице, что ей известно, чем я занимался. Не хочу думать о том, что я и сам знаю, чем занимался. Но мне необходимо ее увидеть. Я должен убедиться, что она есть, что она жива-здорова, пусть даже меня ненавидит. Ее обида, возможно, погубит меня, но ее ненависть я переживу.

— Нет.

— Нет?

— Нет. — Без вариантов.

— Почему ты решил, что мне нельзя ее увидеть?

— А почему ты решил, что можно?

— В каком это смысле?

— В таком смысле: когда мы входили в твой дом, она выглядела ужасно, но когда выходили, вид у нее был еще хуже.

Мне плохо. И вовсе не в переносном смысле. Меня сейчас вырвет. Дрю понял это по моему лицу, и голос его смягчился. А может, он просто устал от всей этой ночной мерзости.

— Джош, даже если бы я считал, что можно, а это не так, ведь в данный момент ты ведешь себя как я и мне не очень нравишься. Но даже если бы я считал, что ты можешь с ней увидеться, решать не мне.

— Она не хочет меня видеть.

— Не хочет, — подтверждает Дрю. Он не пытается меня подбодрить, и впервые за эту ночь я ему благодарен. — Ты когда-нибудь расскажешь, что между вами произошло? — не унимается он.

— Нет.