Океан Бурь. Книга вторая

А по другому тротуару, потряхивая жиденьким пучком волос, перевязанным коричневой лентой, идет девчонка. В руке несет зеленую сумку. Такие девчонки то и дело пробегают по улицам то в магазин, то из магазина.

Это Володя так придумал, чтобы никто не догадался о его намерении. Все делали вид, будто не знают друг друга, и только на вокзале сошлись в самом дальнем углу огромного зала.

Венка пошел узнать насчет билета. Скоро он пришел и принес бутылку ситро Володе на дорогу. Он сказал, что касса еще не открыта, потому что поезд придет только через два часа, и что он занял очередь.

Бутылку поставили в зеленую сумку, но тут всем сразу захотелось пить. Пришлось вытащить ситро. Пили прямо из бутылки, строго наблюдая, чтобы всем досталось поровну. А на дорогу пришлось купить еще одну. Ее тоже выпили. Подошла девушка с голубым овальным ящиком — мороженое. Съели по две порции. Жить стало веселее. А интересно, сколько можно съесть мороженого? Только было развернулся спор на эту тему, как выяснилось, что все захотели есть. Наверное, оттого, что в буфет, который находился в углу зала ожидания, принесли пирожки.

Купили по две штуки. Венка сказал:

— Их машиной делают, пирожки эти.

— Придумал! — усмехнулась Тая.

Тогда Венка, давясь пирожком, рассказал, как в прошлом году он ел точно такие же пирожки и ему попалась гаечка. Вот такая. Она из пирожковой машины вывинтилась.

Заспорили о пирожковых машинах, снова захотели пить, но тут подошла тетя в красной фуражке и почему-то в валенках.

— Куда, ребятишки, наладились?

Все примолкли, а Венка ответил:

— Вот этого товарища провожаем.

— Невелик товарищ-то.

— Вырастет, — пообещал Венка.

— Это уж обязательно. А с кем он путешествует?

Володя ответил:

— Ни с кем.

— Как это так? Вы что-то, ребятишки, нехорошее задумали…

Тая затрясла перед ней своим бантиком:

— Как это вы, тетя, рассуждаете? А если у него никого нет! Никого на всем свете. Никого! Никого!

Тетка не очень-то доверила, но все-таки вздохнула:

— Ох ты, горюн! А направляешься куда?

Тогда выступил Венка и такой завел рассказ про Володину жизнь, что заслушаешься. Но под конец он до того заврался, что и сам запутался. А тетка слушала-слушала, да как крикнет:

— Ох, да замолчи ты! От твоих слов аж голова закружилась. Ишь, какие вы все вострые собрались! У меня чтоб тихо. А то милиционер — вот он!

Поезд был проходящий. Володя зашел в вагон и увидел, что все места заняты. Он осторожно пристроился на уголке самого крайнего дивана. Прижимая к себе зеленую сумку с дорожным припасом, он подозрительно посматривал на своих соседей: кто их разберет, что у них на уме?

Совесть у него была не совсем чиста. А уж если на совести заведутся темные пятна, то, известно, человек сразу перестает всем доверять и ему начинают мерещиться всякие подвохи.

Вот кругом сидят люди, у них такой вид, будто они едут по своим делам и никакого внимания не обращают на одинокого мальчишку. А сами нет-нет да и глянут в его сторону; того и жди, кто-нибудь спросит зловещим голосом: «А ты зачем из дома удрал?»

Кто же это может быть? С какой стороны следует ожидать первый удар?

У окошка пристроилась чистенькая старушка, вся какая-то, розовенькая, с пуговичками, кофта пушистая, розовенькая, пуговички черненькие, щечки розовые, носик пуговичкой: она, размахивая розовыми кулачками, рассказывает:

— Ты меня к своему дому не привораживай! Это я ему так говорю. Я тебе не бабка-вожатка, чтобы с твоими детьми возиться!..

Ее слушают три девушки, сидящие на противоположном диване. Совсем еще девочки, на школьниц похожи, на семиклассниц. Слушают они не особенно внимательно, все время перешептываются и часто вздыхают. В то же время все четверо, и старушка и девушки, дружно поедают бутерброды с колбасой, запивая их чаем из одинаковых белых кружек.

— Он мне и говорит, зять-то мой, мне это говорит: «Ни об чем, мамаша, не волнуйтесь, пенсию вам определили, внуки вас обожают…» — «Не-ет, — это, значит, я ему, — нет, говорю, такое дело у нас не пойдет. Пенсией ты меня не убаюкивай. Я всю жизнь в тайге при деле. Прощай, зятек, приезжайте в гости!» Сказала так, собралась да и уехала…

Старушка в своей розовой пушистой кофте казалась такой мягкой и доброжелательной, что Володя сразу успокоился. А Девчонки не в счет. Их-то он ничуть не боится. Они сами, видать, всего боятся.

А вот с другой стороны на боковой скамейке дядька сидит — этого опасаться надо. Вон как он на всех посматривает поверх очков. А сам весь какой-то помятый, неприбранный, весь какой-то волосатый. Мало того, что он давно уже не брился, не стригся, а наверное и не причесывался целый месяц. У него целые кисти из ноздрей торчат, а из ушей — как будто все время дым идет. От такого дядьки всего можно ожидать.

Он глянул на старушку поверх очков и осуждающе проскрипел:

— Пенсия дается для успокоения старости.

Старушка даже не оглянулась на него, продолжая отчитывать своего зятя, который попытался ее, таежную вольную птицу, неугомонную труженицу, приспособить к своим домашним делам.