Океан мечты

А теперь Илья брел один и вспоминал. Нет того друга. Нет прошлой жизни уже – она где-то за полями и селами. Там общество переваривает каждый день людей, словно желудок кита, поглощающий тонны планктона. В маленьких селах все друг друга знают. И если вы не любите, чтобы вас узнавали на каждой улице, словно вы «селеба», не переезжайте за город. Никогда. Растворяйтесь. Здесь все очень живое и реальное. Даже птицы не раздражают, как чайки на «Парнасе» в Питере. Илье рассказывали – спать не дают. Люди так устали, что их крик просто раздражает. А тут – часть пейзажа. Зимой их ждут. С птицами в деревню возвращается жизнь.

Деревни в России не немецкие – палисадники вдоль всей улицы в одну идеально ровную линию не выстроены. По ним время суток не определишь, как шутили местные. Зато есть свой колорит. Неповторимый, родной. И воздух. Даже в Твери он не такой, хоть и небольшой город. Но Советская власть, стараясь обеспечить всех рабочими местами, неаккуратно посадила экологию по всей стране. Воздух пьянит – его глотать нельзя. Медленно вдыхаешь, расправляешь плечи. Вокруг ничего кроме полей, через которые никому не пробраться. И старенькие дома, дома, дома.

Сельпо после церкви было, наверное, единственным кирпичным зданием во всей округе. На крыльце топталась молодая девушка в джинсах и фиолетовой толстовке. Совсем молодая девушка. Стояла и смотрела в телефон – в помещении интернет уже вообще не ловил. Илья приоткрыл дверь:

– Прошу.

Девушка посмотрела на него, как на что-то инородное. До неприличия просто одетый даже для села, худой, щеки впали, под глазами синяки. Они не проходили, хотя Илья не употреблял и пил редко уже несколько месяцев подряд. Просто тонкая кожа, которая оголяла все проблемы с сосудами. Илья повторил свою просьбу. Девушка прошла, не оборачиваясь. Илья ухмыльнулся и перешагнул гнилой порог. Обшитая металлом дверь громко хлопнула за спиной.

Девушка попросила килограмм сахара и полкилограмма колбасы.

– Для бабушки, – уточнила она.

Илья переминался с ноги на ногу, покашливая. От сигарет в трахее скопилась мокрота и постоянно скоблила, жадно отплевываться он не любил – некультурно. Такой вот элемент культуры посреди совершенно пошлого образа жизни и обшарпанных «панелек».

– Для меня интеллигентная Россия – это люди страдающие, – говорил когда-то Илья.

Девушка обернулась на выходе. Каштановые волосы неаккуратно легли на левое плечо:

– Вы мне?

– Да, я спросил, сколько тебе… Эм, вам, лет.

– Восемнадцать.

Девушка продолжила свое шествие. Илья не стал ничего покупать, а лишь кинулся за ней. Скифы тысячу лет назад не могли подумать, что они могут породить через много поколений такую красавицу с такими глубокими глазами. Девушка отдалялась и будто бы ничего не хотела слышать. Илья продолжал звать. Запинался, разбрасывая ногами дорожную пыль.

Буквально через два дня они лежали с этой девушкой на стоге сена глубоко в полях, болтали обо всем и этот момент даже и не вспоминали. Оказалось, что ее зовут Катей.

– Я вообще часто к бабушке сюда приезжаю отдохнуть. Вроде бы и не работаю, а отдохнуть хочется. Бывает раз в год, бывает два раза. Но приезжаю основательно, не на два дня. На неделю или две. Общаюсь с местными. Тут другая действительность, здесь мне все понятно, хоть я и родилась в Петербурге.

– А кто твои родители?

– Папа сейчас в аэропорту работает на досмотре. Ну, знаешь, где проходят окончательную регистрацию, осматривают все вещи.

– Я никогда не летал, – признался Илья.

– Полетаешь еще, – девушка прижималась к его груди, гладила рукой по животу, задирая футболку.

– Откуда ты знаешь?

– Тебе сколько лет сейчас?

– Двадцать девять уже.

Девушка даже привстала. Странно, почему она до этого не задала такой вопрос. Три самых простых вопроса для взаимопонимания – Родина, возраст и работа или учеба. Но сколько Илье лет она даже и не спросила, а выглядел он достаточно молодо.

– Серьезно?

– Вполне, – смущенно отвечал Илья.

– Я бы дала двадцать два, – отвечала Катя, снова прижимаясь к груди. – Ты так молодо выглядишь.

Илья ничего не хотел говорить. Всплыли картинки того, чем он занимался между двадцатью двумя и двадцатью девятью годами. Ничем хорошим. Потерянные годы, как он сам думал. И лишь хороший друг сказал ему, что эти годы не потеряны – они принадлежат опыту.

Человека нельзя остановить, пока он сам того не захочет. Пей, дерись, гуляй – только не мешай тем, кто в данный момент хочет развиваться или просто жить спокойно. Твое время придет. А не придет, так дурака не жалко.

– Я долго думал о том, куда потратил все годы жизни. Я просто жил, а сейчас кажется, что этого мало.

– Ты встретил меня, – шептала Катя, не желая отягощать его ненужными мыслями.

– Может быть.

– Да точно тебе говорю.