Океан теософии (сборник)

Но умерло только моё тело. Я поднялся в воздух и увидел себя лежащим. Люди не шевелились и не разговаривали. Священник склонился надо мной. Я видел улыбку моего странствующего монаха. Змеиная кровь медленно растекалась и, достигая моего тела, собиралась в маленькие шарики, красные и живые. А на горе за храмом алмаз медленно становился всё ярче, а потом вспыхнул и засверкал. Его сияние проникло в храм, где все священники и все люди, кроме моего монаха, распростёрлись на земле. Потом приятные звуки и мягкое шуршание наполнили воздух, и голоса с горы произносили странные слова на незнакомом языке. Люди всё ещё оставались неподвижными. Свет алмаза, казалось, собрался вокруг змеиной крови. Каждый шарик крови был медленно поглощён светом, за исключением одного, более злобного чем другие. А затем этот роковой шарик жизни поднялся в воздух, внезапно превратившись в маленького злобного Змея, который, извиваясь, полетел по воздуху к далеким Островам и исчез в ночи. Священник и люди поднялись в страхе, голоса на горе умолкли, звуки замерли, свет исчез и темнота покрыла всё. Безумный вопль отчаяния поднялся в ночи, и священник выбежал наружу посмотреть на гору.

Пятна змеиной крови всё ещё покрывали землю. Алмаз исчез.

Январь 1889 г.

Магическая завеса времени

Есть старое индийское выражение: «Тот, кто знает, в какое Время это свершится, знает всё».

Время на санскрите называется Кала. Оно разрушитель, и оно же строитель. Яма, Повелитель смерти, хотя и сильный, но не такой как Кала, потому что «пока не придет время, Яма ничего не может сделать». Моменты, пролетая перед нами длинной чредой и несущие с собой всё – это атомы Времени, сыновья Калы. Годы превращаются в века, века в циклы, а циклы становятся временами, но Время правит ими всеми, потому что они – только его части.

О, как много веков я видел невидимое Время, рисующее картины на своей магической завесе! Когда я видел едва заметные следы Змея на священном Острове Судьбы, я не знал Времени, потому что думал, что будущий момент отличен от того, в котором я жил, и оба они проходят. Я не знал и того, что Змей вместо того, чтобы вдыхать из вечного эфира, питался самой грубой формой материи. Тогда я не видел, что сверкание алмаза, положенного на гору, было вечным сиянием самой истины. Я по-детски воображал, что у истины есть начало.

Я был жертвой трагедии в храме, сражённый топором Высшего священника. За этой жертвой последовала другая, как я вскоре выяснил, когда, свободный от своего тела, беседовал с душой моего друга, странствующего монаха. Он сказал мне, что на следующий день, оправившись от ужасного события, Высший священник пошёл в храм, где моя кровь всё ещё была на полу. Его целью было выиграть время, придумать новый план, как восстановить своё влияние на людей, ослабленное потемнением и исчезновением горного алмаза. Его мысли были заняты идеей изготовить подмену прекрасной драгоценности. Он был поглощён этой мечтой какое-то время, когда его взгляд привлекла странная сцена. На стенде, из-за которого он выхватил топор, выпустивший мою кровь – жизнь, он увидел облако, которое, казалось, висит на конце потока пара, поднимающегося с пола. Приблизившись, он понял, что моя кровь каким-то странным образом смешивается с кровью убитой мной рептилии. В результате смешивания образуется пар, который, поднимаясь, собирается на стенде. К своему изумлению, он увидел там, в центре облака, медленно формирующуюся бриллиантовую драгоценность, сияние которой заполняет всё здание.

– А, вот и алмаз, – закричал он, – я подожду, пока он окончательно восстановится, и тогда мой триумф будет полным. То, что казалось убийством, станет чудом.

В момент, когда он закончил предложение, облако исчезло, вся моя кровь была поднята, и блеск алмаза наполнил его счастьем.

Протянув руку, он взял его со стенда, и тут на его лице отразился невероятный ужас. Напрасно он старался двинуться или бросить драгоценность, казалось, она прикреплена к его руке. Она становилась всё меньше, а сжигающие боли пронзили его тело. Другие священники, только что пришедшие, чтобы убрать в храме, остановились у двери, как вкопанные. Лицо Высшего священника было направлено в их сторону, а из его тела шли струи красного, блестящего света, наполнявшего страхом их сердца. Они не могли ни говорить, ни двинуться с места. Это продолжалось недолго – пока алмаз не исчез из его руки, а затем его тело разлетелось на тысячи кусков, в то время как его проклятая душа, сопровождаемая демоническими формами, завывая, улетала в пространство. Алмаз был иллюзией, это была моя кровь, «плачущая на земле», которая сформировалась в драгоценность из мыслей и честолюбия Высшего священника.

– Теперь пойдём, – сказал мой монах, – пойдём со мной на гору.