Океан веры

^{И. Е. Репин. Христос с чашей. 1894}

Так и жили — общей бедой и общим миром. Но не всегда — бои. Бывали и затишья. Даша любила середину дня, когда никого нет, а солнце на кухне длинное-длинное, и декабрист в цвету. Первой из школы приходит дочка, Ленка. Бросит тяжеленный рюкзак — и гулять. По-настоящему вечерняя жизнь начиналась с возвращением Татьяны из своего банка. Мегги плясала возле нее, запахи всякие вкусные на кухне, Ленка ласкалась и что-то девчоночье обязательно дарила.

Наступало время ужина, девушка выходила на кухню — согреть кашу или поджарить яичницу — а там, на кухонном диванчике, сидела улыбающаяся Татьяна в обнимку с Мегги, и никакого зла от нее не исходило. Густое закатное солнце стекало по разросшемуся декабристу на окне.

— Хорошо тут, где уж столько живем, — думала девушка, — тут настоящая Москва. Вот и храм недалеко, и метро, и зоопарк… А до Белорусской — если постараюсь, даже я пешком дойду.

Храм был православный, но грузинский. Однажды девушка зашла туда на пасху. Пели прекрасно, руладами, как плакали.

— Нет, не хочу отсюда.

И никто уезжать не хотел. Комната, причина коммунальных боев, еще вполне свободна не была. А жила в ней старуха, от которой только, кажется, отчество осталось: Антоновна. Антоновне дали квартиру в двадцатидвухэтажном доме, на двадцать втором этаже. Антоновне — восемьдесят. Самое время перебираться на двадцать второй этаж. Антоновна плакалась то Татьяне, то Анне Сергеевне. И обещала комнату «написать» — то Татьяне, то Анне Сергеевне. Родственникам Антоновна не очень доверяла — новые, как огурцы. От них — даже на двадцать втором этаже не получишь. Разные муниципальные структуры помогать расселению коммуналки не торопились.

— Нужно вам жилье — купите; сейчас можно, — говорили Татьяне и ее соседке чиновники. Разделить квартиру ни у кого в мыслях не было; что бы кому досталось — разве что угол.

^{На Введение во храм Пресвятой Богородицы настоятель вдруг благословил Анну Сергеевну… поехать в Иерусалим на Рождество}

Прошли новое лето и новая осень, настала зима. На Введение во храм Пресвятой Богородицы настоятель вдруг благословил Анну Сергеевну… поехать в Иерусалим на Рождество. Откуда что взялось. Кто-то из прихожан дал денег, кто-то помог оформить паспорт побыстрее. И вот, девушка спрашивает:

— А как же я одна Рождество встречать буду?

— Это слабость, — отвечает мама, — Бог все устроит.

И уехала.

Даша после отъезда мамы долго изумлялась тому, как так получилось, что мама уехала. Ведь она ужасно боится паспортных столов, чиновников, вокзалов и аэропортов. А тут — будто кто на руки взял. И группа подобралась хорошая: мама все нахваливала руководителя, безработного философа Илью Степановича, прилепившегося к храму. Этот Илья Степанович числился руководителем паломнических групп. С вокзала мама даже позвонила — похвастаться, какие хорошие в группе люди. Верующие, искренние, предупредительные. Даша в трубку слышала, как она улыбается. Анна Сергеевна умела улыбаться голосом.

Конечно, оставаться одной с Танькой и Женькой, как мама их называла, было даже страшно. Кто их знает, что могут учудить. Совсем рядом — новый год, а там и Рождество. Даша погрузилась в предрождественские настроения.

^{Совсем рядом — новый год, а там и Рождество. Даша погрузилась в предрождественские настроения}

Пенсию ей выплачивали аккуратно, но вот за ноябрь и декабрь задержали. Пообещали, что будет либо в конце декабря, либо в самом начале года. Маминой клиросной зарплаты и пенсии им обеим на жизнь хватало, да и собес не бездействовал. Даша получала и гуманитарную помощь, и лекарства. Когда пенсию задержали, было, конечно, туговато, но все же выдюжили. И вот теперь — что будет, как будет. Да и пенсию обещали за три месяца сразу выплатить.

Сложнее было другое — самой помыться, приготовить пищу и убраться в комнате и туалете (Татьяна там пол протирала ежедневно). Лежать неделю и ждать маму Даша не хотела. Незадолго до мамина отъезда купила новый шампунь — земляникой пахнет! Надо попробовать.

^{Святое семейство}

В квартире вроде как тихо. Может, соседи в гости ушли. И Даша решила помыться. Но как же мыться, когда пол грязный, пыль не стерта и вещи — как попало, не убранные после маминого отъезда. И вот — скорей-скорей, шлеп-шлеп, встав с коляски, опираясь на палку, Даша начала уборку. Дело это ей очень понравилось. Наберет воды, чуточку, прополощет под краном половую тряпку (оглядываясь, чтобы Татьяна ее за этим делом не застала), и — шлеп-шлеп — в комнату. Сообразила, что пол удобнее мыть сидя. Сядет, и тряпкой — раз-два, и потом — еще раз. Чисто. Под шкаф рукой не особенно далеко залезть можно. Даша придумала: тряпку на швабру — и раз-два. Теперь и под шкафом чисто.