Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах

Я все еще не созрел для того, чтобы вновь попытаться уснуть, и потому поднялся по трапу к каюте капитана и постучал. Он пригласил меня войти. Судно переходило из одного промыслового района в другой, и капитан следил за несколькими мониторами. Один показывал погоду, другой, – косяки рыбы под нами. Камиве курил сигарету за сигаретой и время от времени нажимал какую-нибудь кнопку или поворачивал ручку. Мы сидели молча; я надеялся начать разговор, демонстрируя уважительную готовность ждать столько, сколько капитану потребуется для завершения работы. Минут через 20 он посмотрел на меня и слегка улыбнулся, что я воспринял как приглашение к разговору. Тогда я пересказал ему кое-что из того, что услышал от Тана.

Капитан сказал мне, что рассказы о принудительном труде не всегда соответствуют действительности. Некоторые мигранты охотно нанимаются на судно, но, оказавшись в море, резко меняют свое мнение, так как до этого не представляли себе, что работа окажется настолько тяжелой и что они так долго будут отсутствовать дома. Он добавил, что некоторые выдумывают истории о жестоком обращении, рассчитывая, что им купят билет на родину и они вернутся к своим семьям.

Перед тем как попасть на сейнер, я провел в Сонгкхла несколько недель и поговорил с шестью другими капитанами. Все они соглашались с тем, что принудительный труд – обычное и неизбежное явление, печальное следствие быстрого экономического роста, происходившего в стране на протяжении последних двух десятилетий. Приходя в порт, они всегда боятся, как бы вольнонаемные работники не бросили их, перебравшись на суда, где больше платят. Частенько случается также, что кабальные мигранты убегают, стремясь попасть домой.

Когда сроки всерьез поджимают, капитаны, имеющие большой некомплект экипажа, порой идут на отчаянные шаги. «Именно тогда и захватывают людей», – с поразительной откровенностью объяснил мне один капитан. Моряков напаивают допьяна, похищают или силой затаскивают на суда. В таких случаях поставщикам рабочей силы платят вдвойне.

…

Два дня мы с Дином и переводчицей пробыли на сейнере, и судно вернулось в порт. Мы выполнили задачу – увидели своими глазами жизнь на рыболовецком судне дальнего плавания, но сдержанность членов команды и уклончивость командиров не позволили составить более ясное представление о тех злоупотреблениях, о которых я слышал раньше. Однако уже совсем перед тем, как мы сошли на берег, один из камбоджийцев мимоходом упомянул, что его долг капитану больше и ему труднее вырваться из рабства, потому что перед тем, как продать его на судно, торговцы людьми несколько недель держали его в караоке-баре.

Это было что-то новенькое – мне не случалось слышать, чтобы караоке-бары служили узловыми точками в торговле людьми. Заинтригованный, я направился в Ранонг, город у границы Таиланда с Мьянмой, рассчитывая увидеть, как эти притоны сочетают в своей деятельности еще и роль публичных домов и долговых ловушек. Ранонг славился тем, что торговцы людьми действовали там безнаказанно, а сотрудники иммиграционной службы были скорее хищниками, чем защитниками правопорядка.

Караоке-бары, которые мы планировали посетить, посещали главным образом местные жители. Дин – белый британец. Я американец смешанных кровей: отец – черный латиноамериканец, мать – белая, ирландского происхождения. Излишне говорить, что мы застряли в Ранонге. Согласно редакционным правилам The New York Times, когда нас спрашивают, не журналисты ли мы, нужно отвечать честно. Однако признаваться в этом по собственной инициативе журналисты не обязаны. Заводя мало-мальски серьезную беседу с потенциальным источником информации, я обычно не скрывал своей цели, но старался по возможности соблюдать осторожность и не сообщать широкой публике, на кого работаю, если этого можно было избежать. Итак, мы с Дином довольно долго торчали в этих барах и выпивали, изображая из себя пару бестолковых туристов.

Бары в целом выглядели одинаково: дверь, окаймленная гирляндой разноцветных лампочек, полутемный зал с массивной, увенчанной телеэкраном караоке-машиной, из которой гремят шлягеры на тайском, бирманском или кхмерском языках. В дальней стене зала прикрытая шторой из бус дверь, ведущая в коридор, по сторонам которого устроены комнаты, куда мужчины ходят за сексом.