Океан — всего лишь снежинка за четыре миллиарда миль отсюда

В сгущающихся красноватых сумерках Торби заученным тоном человека, уже много раз говорившего об этом, приступил к рассказу о своем приключении. В возрасте четырнадцати лет его отправили пожить к бабушке, потому что его мать была довольно успешной актрисой и опасалась, как бы наличие сына-подростка не лишило ее сексуальной привлекательности в глазах его ровесников. Бабушка Торби была в составе одной из проектных групп, стоявших у истоков программы Всеобщего Процветания, а потому уже вскоре он оказался на Борее, на расстоянии сорока пяти астрономических единиц от Солнца — так далеко, что само Солнце казалось оттуда всего лишь яркой звездой. Торби тогда было ужасно скучно и грустно. Большую часть дня он проводил в виртуальной реальности компьютерных игр, но даже там ему вскоре стало довольно тоскливо. Слишком далеко тогда находился Борей от всех планет Солнечной системы: даже радиосигналы со станции на Тритоне доходили туда лишь через день.

— И вот в день первого взрыва…

— Взрыва? Ты имеешь в виду взрыв атомной бомбы?

— Ну да, что-то вроде этого. Жидкостно-лазерная инициированная взрывчатка — почему-то ни у кого не возникло желания назвать ее сокращенно ЖИВ. Та самая штука, которая изменила траекторию Борея и направила его к центру Солнечной системы.

Торби обошел носилки, на которых лежала Леоа, чтобы проверить состояние датчиков системы жизнеобеспечения. Все индикаторы горели зеленым светом, — значит, все в порядке.

— В тот день бабушка настояла, чтобы я надел скафандр, чего я вообще-то не любил делать, и пошел с ней, что мне тоже не слишком понравилось. Она позвала меня смотреть на небо — взрыв планировалось произвести на противоположной стороне Борея, за горизонтом. Борей был помещен в точку фокуса внутри эллипсоидного сверхотражателя, а другой фокус этого эллипсоида одновременно стал фокусом огромного параболического щита…

— Я ничего не поняла.

— Ну, этот щит состоял из множества тонких отражательных пластин, которые фокусировали доступную энергию таким образом, что образовывался луч километр диаметром. И вот все световое, тепловое и рентгеновское излучение, выделившееся при взрыве, сфокусировалось в одном луче и поразило участок поверхности Борея, сбив снежно-ледяной покров, что привело к изменению траектории его движения.

— Так понятнее. В общем, в детстве тебе показали большой взрыв, и он тебе так понравился, что ты решил посвятить остаток своей жизни созерцанию подобных явлений, правильно?

— У меня включено затемнение шлема, так что тебе не видно моего лица и ты вряд ли сможешь оценить мою реакцию на твою последнюю реплику.

— Я могу ее представить, — парировала она, — или домыслю на основе отснятого материала. В этом отношении я не такой уж пурист. Ты, помнится, пару раз упоминал Печенюшный холм. Что это такое?

— Я там жил. В этом месте располагалась наша база. Это была песчаная насыпь, скрепленная замерзшей водой. Для базы этот холм был своего рода лодкой.

— Лодкой?

— Да, он дрейфовал по поверхности Борея, и в случае необходимости можно было менять его местоположение, поэтому мы все считали его похожим на лодку. А название «Печенюшный холм» закрепилось за ним потому, что изначально он был сложен из огромных ледяных глыб, под которыми залегали кремниевые породы, а потом роботы принялись его готовить: они добавили в «тесто» немного стекловолокна, смешали то, что получилось, с талой водой и добавили по вкусу немного вакуумных пузырей так, чтобы холм мог даже в морозы плавать на поверхности Борея. Если бы Печенюшный холм не был таким подвижным, он бы вскоре был погребен под двадцатипятикилометровым слоем снега, а с ним — и все наши постройки.

Объекты в поясе Койпера формируются из замороженных частиц пыли. Постепенно формируясь, они накапливают воду, аммиак, метан, сероводород, притягивая к себе по молекуле все эти и им подобные вещества, которых довольно много во Вселенной. Туда же оседают частицы пыли, и по мере того, как объект увеличивается в размерах, пыль проседает сквозь вакуумный лед и накапливается в ядре. В поясе Койпера скорость вращения объектов такова, что даже удар по ним вряд ли вызовет испарение. Да и температура там очень низкая, так что вскоре испарение все равно прекратится. И вот в течение миллиардов лет лед нарастает поверх осевшей пыли, образовавшей ядро, потом покрывается пылью, проседает и уплотняется — в результате образуется песчано-ледяная глыба. Ее поверхность покрыта особым пузырящимся льдом — это обычный лед с примесью метанового и углекислотного. А еще при температуре в несколько Кельвинов на подобных объектах небольшой массы с низкой гравитацией отлично сохраняется кристаллическая структура льда. Например, Борей был настолько мал и легок, что двадцатипятикилометровый слой льда, покрывавший его поверхность, вызывал давление ниже марсианского атмосферного. Для того чтобы достичь имевшихся размеров и образовать твердое ядро, Борею понадобилось очень много времени.