Океан. Выпуск одиннадцатый

Я сражался на Малой…
На мраморе братской могилы
надпись память хранит,
будто доля свершилась моя.
И стою, потрясенный,
стою меж другими живыми.
Я нс прячу слезу
и склоняюсь в молчании я.
…Наш десантный отряд
на открытой прибрежной полоске,
как над бездной, держался
от гибели на волоске.
И волна за волною
несли бескозырки матросские —
многоточием горьким
ложились
              они
                   на песке.
Был осколком шальным
поражен я в один из налетов,
на обломке стены
                          корректируя точность огня.
Только рану зажав, двое суток
еще я «работал».
И фашистам немало
                              досталось тогда от меня.
А потом — медсанбат.
Но его напрямую накрыло.
Кто-то вынес меня,
я тогда чуть дышал.
И братишки-матросы
                               над братской могилой
дали в небо салют,
                             документ мой планшетом прижав.
Не виновны друзья,
не виновен гравер
                            аккуратный
в том, что имя мое
                            у кого-то усилило боль,
что у братской могилы,
в долгу, как и я, неоплатном,
ветераны стирают
                           со щек своих
                                               слезную соль.
Те далекие дни
были с адом немыслимым схожи,
смерть туманила солнце,
зловеще пылала во мгле…
До победного часа
                            здесь только пятнадцатый дожил,
и лишь каждый двухсотый
                                        поныне живет на земле.
Неизвестный браток,
нас война поменяла местами.
Эта страшная мена —
                                 жестокая прихоть ее.
Кто-то ищет тебя
                          под другими земными пластами,
кто-то с болью читает
                                 знакомое имя мое.
Я скорблю по тебе.
Я бы взял твое светлое имя
и по жизни б пронес,
и его б продолжали сыны…
Но стою
            потрясенный.
Стою
        меж другими живыми,
а моя похоронка
                         желтеет в шкатулке
                                                       жены.

Г. Старостин, Ю. Федоров С КЕМ ВЫ, КАПИТАН? [4] Документальная повесть

В Куин-Александр-доке Кардиффского порта не чувствовалось разыгравшегося на море шторма. Лишь легкая волна лизала борта «Каяка» да бесконечный, затянувшийся дождь хлестал по палубе. Капитан Калласте лежал на неудобном диване капитанской каюты, прислушиваясь к шуму ветра. Было уже давно за полночь, но капитан никак не мог уснуть. Никогда раньше он не жаловался на бессонницу, как не жаловался и на здоровье. Калласте был высок, широкоплеч, с крепкими, сильными руками. С лица его, чуть продолговатого, открытого, никогда не сходил загар. Таким бессонница незнакома, и все же ему не спалось.

Где-то далеко-далеко прозвенели судовые склянки. Капитан решительно отбросил плед и поднялся с дивана. Каюта была тесной. Калласте шагнул к иллюминатору. Ветер бросил в лицо капли дождя. В темноте едва угадывались волны, судно, стоящее почти у самого выхода в канал, пляшущие под дождем буи. Ветер нес над портом рваные облака.

Капитан постоял минуту молча, затем закрыл иллюминатор и, тщательно задернув светомаскировочную штору, включил свет и сел к столу. Свет лампы упал на стопку газет. Калласте подвинул к себе одну из них. Газетные заголовки кричали: «Массированный удар по Лондону!», «Среди убитых женщины и дети!», «Германские пилоты над портом Уэймут!» Капитан перевернул страницу: «Трагедия в австралийских водах!», «Немецкие субмарины потопили торговые суда «Туракина», «Бруквуд», «Северен Лит».

На какое-то мгновение Калласте увидел расплывающееся по волнам черное нефтяное пятно и барахтающихся среди обломков судна беспомощных людей. За долгую жизнь на море ему пришлось повидать многое. Знал он и такое.

Капитан откинулся в кресле и, прикрыв глаза, задумался. Два с небольшим месяца назад он был в немецком порту Эмден. Ему вспомнилась ведущая из порта в город узкая, вымощенная булыжником улица. На одном из перекрестков — пивной погребок. Несколько истертых ступеней вниз с тротуара, сводчатый зал, обитая цинком стойка бара. Но здесь было тепло и уютно. Калласте сел поближе к камину.