Океан. Выпуск пятый

— Хороша, чертовка! — с восхищением воскликнул командир.

В стройной, изящной Русалке с большим трудом угадывался главный старшина Владимир Новиков. Длинные волосы, аккуратно подхваченные яркой лентой, алые губы, кокетливые взгляды — настоящая Русалка!

Нептун между тем басовито запел свой гимн:

— Я царь морей! И всех зверей, и кораблей!

— Ты царь морей, ты царь зверей, и кораблей, и кораблей! — угодливо подхватила под аккомпанемент аккордеона разноголосая свита владыки.

— Я властелин морских богатств, пришел, друзья, поздравить вас!

Словно по команде воцарилась тишина.

— Здорово отработано! — заметил кто-то с восторгом.

Нептун опалил его суровым взглядом — помолчи! — и обратился к командиру:

— Чьи вы, люди, будете, куда путь держите? Ответствуй, служивый!

Гляжу, Лев Николаевич, командир наш, смутился, даже покраснел. Видно, из-за необычности ситуации, когда от командира (от самого командира!) требуют ответа, да еще столь строго и властно. Но он быстро оправился и, не поддаваясь шутейной обстановке, серьезно и с достоинством доложил, что мы люди советские, мореходы известные, выполняем наказ Родины, по воле партии Ленина совершаем плавание подводное, групповое, кругосветное.

Величественно кивнув и похвалив командира за бодрый рапорт, Нептун, не без ехидства, заметил:

— Что-то от тебя, служивый, дымком попахивает, не балуешься ли зельем дьявольским?

Лев Николаевич опять смутился — видно, не ожидал этого каверзного вопроса. (Речь шла о курении, а на этот счет на подводных кораблях порядки весьма и весьма строги.)

— Каюсь, грешен, владыка. Вчера у компрессора пару затяжек сделал, — покаянно закончил он под общий хохот.

Так началось торжественное шествие Нептуна по отсекам атомохода. Хлебом и солью, по старинному русскому обычаю, встречали подводники морского царя. В свою очередь владыка вручал каждому подводнику почетный диплом — свидетельство о переходе экватора.

— Вот, получил аттестат морской зрелости, — подняв над головой диплом, с восторгом сказал турбинист Александр Смагин.

Оно и действительно так: наше долгое и трудное плавание — это серьезный экзамен на зрелость, духовную и техническую, моральную и психологическую.

Из отсека в отсек степенно шествует Нептун со свитой. Мы знали, что обычно праздник заканчивается всеобщей купелью. Но это возможно лишь на надводном корабле. На подводной лодке — увы, это невозможно. Но без купели же нельзя! И ухитряются спутники морского царя кому полстакана морской воды за воротник выплеснуть, кому из чайника тихонечко в карман спецовки нальют. На то и компания темная…

А Нептун серьезный ведет разговор, требует ответа на вопросы, которые иных ставят в тупик.

— А где это ты, любезный, таким словам пакостным научился, которыми уста нередко оскверняешь?.. — задал он вопрос любителю крепкого словца.

— Не из-за тебя ли, служивый, всей боевой смене очки по итогам соревнования сброшены?.. — спрашивает другого.

— А научился ли ты картошку чистить, как коки требуют?.. — вопрос третьему.

И все это — с вполне определенным прицелом…

Обойдя весь атомоход, Нептун вернулся в центральный пост и произнес прощальную речь.

— Я пропускаю через экватор экипаж доблестный с кораблем вашим атомным. Плывите, други, в полушарие Южное! Буду рад снова встретить вас на экваторе, в Океане Великом, чтобы пожать ваши руки крепкие!

И как старый подводник, владыка пожелал нам, чтобы всегда число погружений было равно числу всплытий.

Слушал я речи Нептуна — Смирнова и думал, что не ошиблись мы в выборе, прекрасно он справился со своей ролью.

За праздничным ужином шел оживленный обмен впечатлениями от памятного ритуала. Повторяли остроты Нептуна, вспоминали проделки свиты, отмечали, как хороша была Русалка. Этот день, конечно же, никогда не забудется…

ИСПЫТАННОЕ СРЕДСТВО

Сигнал учебно-аварийной тревоги прозвучал неожиданно и властно. Соскочив с койки, я взглянул на часы и понял: сейчас вахта командира и он решил воплотить в жизнь «испытанное тонизирующее средство», о котором мы условились заранее. То есть «подбодрить» моряков тревогой. Звонки гремят: длинный… короткие… «Аварийная тревога, пробоина в первом отсеке!» — дублирует сигнал голос вахтенного офицера. Но звучит этот голос настолько лениво, буднично, будто со сна, что каждому мгновенно становится ясно, что в действительности никакой пробоины нет. «Как можно испортить дело одной лишь интонацией голоса, — с досадой подумал я. И тут же мысль продолжилась: — Надо потом на разборе поговорить об этом с офицерами».

В «аварийном» отсеке довольно оживленно и людно. Я увидел здесь Геннадия Михайловича Мироненко — нашего парторга. Он внимательно следил за всем, что здесь происходит, и, хмурясь, делал пометки в записной книжке.