Океан. Выпуск шестой

— Владас — мой товарищ, — осторожно напомнил я.

— Ничего себе… товарищ! — презрительно фыркнул Винце. — «Марите, Марителе»… Я бы ему за такую кличку… бока намял!

— На судне драться запрещается, Винцентас.

— Везде запрещается! — ответил Винце. — А мы и не будем его лупить. Только добавки лишим. Перестанет обзываться — получит. Назовет тебя Марите — дулю с маком.

На палубе загудела лебедка.

— Трал выбирают! — обрадовался я. — Пошли, Винцентас.

На больших рыболовных траулерах все члены команды распределены по должностям. Одни ставят и выбирают трал, другие разделывают рыбу, третьи грузят ее в ящики, солят, работают в трюмах, несут вахту в машинном отделении и рулевой рубке. Словом, каждому — свое. А на маленьких суденышках вроде нашего «Дивониса» все члены экипажа — рыбаки. Трал выбирают и матрос, и тралмейстер, и машинная команда, и помощник капитана, и кок. В рулевой рубке остается один капитан… Вот почему, услышав гул лебедки, я потащил на палубу и Винце.

В глаза ударило солнце, море переливалось всеми цветами радуги, дул легкий, по-весеннему теплый ветерок. Чайки сновали над всплывающим из глубины тралом…

— На палубе! — прокричал из рулевой рубки капитан. — Кто там у команды под ногами болтается?

— «Заяц», кэп! — ответил Владас.

— Винцентас Юргутис! — свирепо прикрикнул капитан. — Ваше место на камбузе! Убирайтесь с палубы!

С болью в сердце я видел, как Винце, глотая слезы обиды и унижения, уходил на камбуз…

После аврала я нашел его у ящика с картошкой. В иллюминаторах играло солнце, даже сюда, на камбуз, долетал радостный гам чаек, а Винце сидел в духоте, как узник.

— Всегда так, — сокрушался он. — Где интереснее, где удовольствие, там для Винце места нет. Его место, видите ли, на камбузе. У ящика с нечищеной картошкой. Тоже мне моряки — без картофеля ни шагу не могут сделать. Столько рыбы наловили, а едят картошку… Чистишь ее, чистишь, аж пальцы почернеют, а они за один присест весь твой труд слопают, обжоры.

— Что поделаешь, Винцентас, закон моря, — по-дружески посочувствовал я.

Винце вроде и не расслышал. Приплюснул нос к стеклу иллюминатора и глазел в море.

— Будем жарить котлеты, — сказал я.

Винце громко зевнул. Тогда я вздохнул:

— А Всезнайка, по-моему, не слишком ошибся.

— Что? — отпрянул от иллюминатора Винце.

— Из тебя не выйдет настоящего моряка, Винцентас.

— Почему?

— Каждый моряк должен уметь чистить картошку, жарить котлеты, готовить на камбузе, скатывать палубу, промышлять рыбу, делать любую работу на судне. А ты скучаешь, как… Как турист.

Винце минутку подумал.

— Понимаешь, Марионас, — стал оправдываться он. — В последнее время я много тренировался, поэтому почти не помогал маме на кухне.

— Так чего же бежал на судно? Шел бы на стадион.

— Хорошо, Марионас, — после длительного молчания кивнул Винце. — Учи меня быть настоящим моряком.

— Это будет длительный, тяжелый и не всегда интересный труд. Выдержишь?

— Слово, — сказал Винце. — Слово моряка.

— Тогда приступим к первому уроку.

Вдвоем мы славно потрудились у мясорубки, потом делали и жарили котлеты. Кулинария не увлекала Винце. Но он дал слово моряка и старательно выполнял каждое поручение. Я тут же убедился, что из него получился бы отличный камбузник. Но Винце об этом не сказал: боялся обидеть своего помощника. Ведь цель его жизни — капитанский мостик. В худшем случае — штурманская рубка. Камбуз мой друг презирал, и мне было больно, но я сдерживал свои чувства.

Во время обеда я тайком от Винце подбросил в тарелку Владаса две лишние котлетки. Но этому обжоре и их оказалось мало.

— Насмехаешься, Марите? — взревел он. — Вдвоем кухарили, а жратвы кот наплакал!

Я не ответил. А Винце заглянул в тарелку Владаса, выудил оттуда лишние котлеты, закрыл окошко и упрекнул:

— Нехорошо, Марионас, ломать уговор. В другой раз так не поступай.

— Больше не буду, Винцентас, — пристыженный, пообещал я.

А в салоне рычал Владас:

— Пара котлеток! Такому мужику! Ведь это… это же просто нахальство! Голодный я не могу работать… Вы, ребята, как хотите, а я объявляю голодовку…

— И я! — подключился к излияниям друга Вагнорюс. — Где это видано?

Владас распахнул раздаточное окошко:

— Давай еще парочку, Марите!

Я показал ему спину и — ни слова. Взревев, Владас выбежал из салона. Наверное, жаловаться капитану. Ну и пусть…

— А мне, Марителе, — сунул в окошко пустую тарелку Вагнорюс. — Хоть самую малюсенькую. И с подливочкой.

Я взял тарелку и захлопнул окошко. Пусть и этот учится. А «деду» положил три котлетки.

— Сынки и пасынки! — заголосил второй механик. — Полная дискриминация! Глумление над достоинством моряка! Я буду жаловаться в профсоюз!

Винце тихонечко хихикал в кулак, а после обеда похвалил меня:

— Ты держал себя мужественно, Марионас.

— Одному мне не хватило бы выдержки, — сознался я. — Знаешь, как жалко мне было Владаса и Феликсаса…

— Этих пиратов? — вознегодовал Винце: он, видимо, не мог забыть, как Владас выволок его из трюма и подверг насмешкам.

— Нет, они замечательные ребята… Только…

Винце прервал меня:

— Я и говорю: духовные пираты!