Если манты и скаты-орляки свободно плавают, то скаты-хвостоколы, например, любят зарываться в ил и песок, так как питаются бентосом [26]. В придонных осадках они находят себе пищу — разных моллюсков, рачков, червей, иглокожих. Мостовидные зубы скатов приспособлены к размельчению твердых панцирей. Скаты разбрасывают плавниками грунт и ложатся на дно. Взбаламученная земля затем оседает и закрывает их. Возможно, в таком состоянии эти рыбы и отдыхают.
Так вот, впервые увидев скатов на дне морском и не имея об их нраве еще, собственно, ни малейшего представления, я не раздумывая отбросил ружье, вынул из кобуры нож. Контуры тела ската смутно улавливались под слоем песка, из-под которого отчетливо виднелись лишь конец хвоста и пара выпученных, как у жабы, глаз.
Чувствую, как неожиданно в душе начинает зарождаться опасение, но продолжаю двигаться. Полтора метра остается до ската, забываю о фотографе и борюсь с приближением страха, страха перед неизвестностью. Одолеть его помогает более сильное чувство — желание открыть для себя эту неизвестность. Метр, еще ближе…
Короткий, но сильный удар в лезвие ножа, или мне только это кажется. Ощущаю резкую боль в запястье и ничего не соображаю больше. Кругом густое, мутное облако. Рывком выпрямляю тело, поднимаюсь и только теперь вижу, как скат почти по самому дну плавно удаляется от меня.
Если бы хвостокол, — а это был именно морской скат с размахом плавников не менее метра — пожелал вторично атаковать меня, я не смог бы оказать ему решительно никакого сопротивления.
Смешанные чувства охватывают меня. Я жив и невредим. Проявил храбрость. Однако сколь мощной и молниеносной была атака хвостокола. Думаю о том, какой же снимок получится у Альберто, коль скоро и хвостокол и я в самый интересный момент оказались в сплошной мути. А где-то в глубине сознания предательски шевелится мысль: что, если бы удар шипа пришелся не в нож? Альберто, должно быть, знал, что хвостокол опасен…
Когда я уже вложил нож в ножны и подтянул со дна ружье, ко мне подплыл Альберто.
— Послушай, ты чего так близко? Я не успел тебя предупредить…
Отгоняя мысль о том, что Альберто, возможно, как раз и ждал такой острой встречи, чтобы получилось настоящее сенсационное фото, отвечаю вопросом:
— Ты сумел сфотографировать?
Альберто отрицательно покачал головой.
Мы забрались в лодку, и тут же к нам присоединился наш третий товарищ. С ним я познакомился в прошлое воскресенье. Он поразил меня тогда своей способностью вдвое дольше меня находиться под водой, непринужденностью и легкостью, с какими он чувствовал себя в море. Он садился и ложился на дно, как на ковер своей комнаты, забирался в любые гроты и расселины. За все хватался голыми руками. Он был совершенно лишен чувства страха.
У моего нового знакомого было длинное и сложное имя, и мы с Альберто прозвали его Бентосом.
Сперва Бентос было рассердился, подумав, что это слово означает какое-то ругательство на русском языке. Но когда мы объяснили ему, что это живые организмы, способные жить на дне морском, он успокоился.
Дело в том, что в день знакомства, когда мы возвращались в порт, Альберто рассказал мне, что его приятель отличный парень, но упорно не желает идти учиться, и спросил, что я думаю по этому поводу, я ответил: «Глупо! Когда на Кубе созданы все условия для того, чтобы любой мог получить образование, только глупый человек может продолжать наклеивать в мастерской резиновые заплаты на автомобильные камеры, имея при этом двухлетнее образование».
Бентос и впоследствии долго и упорно не желал учиться, а в остальном был прекрасным парнем: веселым, жизнерадостным, трудягой и в воде не знал себе равных. Он свободно нырял на глубину двадцать метров и там собирал самых крупных рыб. Никто никогда не мог сравниться с ним результатами охоты.
В тот памятный день встречи с хвостоколом Бентос, сидя на корме, «официально» признал за собой данное ему нами новое имя.
— Бентос — это я, — сказал он и улыбнулся. — А ты больше никогда не лезь к скатам так близко…
Однако подводный мир столь сказочно красив и загадочен и так увлекателен, что, оказавшись в нем, невольно быстро забываешь не только данные тебе советы, но и порою все, что оставил на берегу.
Я уже хорошо знал, что хвостоколы и орляки вооружены ядовитыми шипами, которые вырастают иной раз по два у основания хвоста с его спинной стороны. Острый шип имеет по обе стороны мелкие зубчики и бороздки, которые заполнены мягкой губчатой тканью, вырабатывающей яд. Раны от этих шипов не бывают глубокими, чаще рваные, чем колотые, но они приносят страдания и очень долго не заживают.
Яд скатов опасен и для человека, ибо активно действует на центральную нервную систему, вызывает расстройство дыхания, кровообращения и главным образом расстройство функции сердечной мышцы.