Океан. Выпуск второй

Прошло более трех лет с тех пор, как я покинул кабинет Лухманова и отправился на биржу труда. Надо было возвращаться в техникум. В кармане лежали отличные характеристики, полученные от капитанов и общественных организаций. Мне хотелось показать их Дмитрию Афанасьевичу, но в Ленинграде я его уже не застал. Он жил и работал в Поти.

Меня охотно зачислили на третий курс вечерней мореходки: ведь я считался «производственником». На вечернем отделении учились только моряки, проплававшие не менее двадцати четырех месяцев.

Два года в техникуме пролетели незаметно. Учеба сменялась плаванием, плавание — учебой. Я хорошо закончил мореходку, получил диплом штурмана и продолжал работать в Балтийском пароходстве. Меня назначили помощником капитана только в следующую навигацию, когда окончил четвертый класс мореходки и получил свидетельство штурмана дальнего плавания.

Меня послали на пароход «Эльтон» третьим помощником. Прежде я об этом судне ничего не слыхал. То, что удалось узнать о нем, ввергло меня в уныние.

«Эльтон» только что купили у англичан. Пароход был старый, маленький, требующий капитального ремонта. Зимой его предполагали поставить на перевозку апатитовой руды из Мурманска, а я-то думал о новом современном теплоходе и тропических рейсах.

Кончался декабрь. Погода в Ленинграде стояла отвратительная. Шел снег, дождь, завывали ветры. На улицах слякоть. Небо хмурое, серое. В море не переставая штормило.

«Эльтон», ошвартованный в Угольной гавани, принимал бункер [3]. Я добрался до парохода поздно вечером, когда стало совсем темно, проклиная все на свете, плюхая по жирным угольным лужам, то и дело спотыкаясь об обломки досок.

В темноте я не мог разглядеть очертания парохода. На форштаге раскачивался на ветру желтый якорный огонь. У трапа, в закопченной «летучке» метался маленький язычок пламени.

«Неужели электрической переноски у них не нашлось?» — подумал я, уже инстинктивно испытывая неприязнь к пароходу. Вахтенного не было. Я толкнул первую попавшуюся в надстройке дверь и очутился в кают-компании. За столом сидели два человека. При свете тусклой, без всякого абажура лампочки я сначала не мог разглядеть их лица.

«Такие лампочки обычно ставят в общественных уборных. Ради экономии. Напряжение-то не больше сорока вольт», — опять со злостью подумал я и поставил свой чемодан на палубу. Сидевшие за столом люди повернули ко мне головы.

— Мне бы капитана повидать, — сказал я.

Тот, что сидел в углу на диване, сказал глуховатым голосом:

— Пожалуйста. Я капитан Павлов. Зовут меня Михаилом Ивановичем.

Вот уж не думал, что это капитан! Наверное, все у них тут такое «замшелое»… Михаил Иванович был одет в старенький черный пиджак без нашивок, с помятыми лацканами, синий пупырчатый свитер, такие всегда покупали матросы в Лондоне у «знаменитого» Когана, и в высокие меховые сапоги. Совсем он не походил на капитана. Второй человек не проявил к моему появлению ни малейшего интереса. Он опустил голову на руки и так сидел все время, пока мы разговаривали с капитаном. Лица его я не видел, только заметил седые прокуренные хохлацкие усы. Я достал приказ-назначение, протянул Михаилу Ивановичу. Он мельком взглянул на бумажку, положил ее на стол, улыбнулся и приветливо сказал:

— Ну что ж, сменяйте Гиршева. Он вас ждет не дождется. Уже неделю назад кадры обещали ему замену прислать, да никто сюда не идет. Как услышат «Эльтон» — отказываются. Вплоть до увольнения. Как это вы согласились?

— Что же, здесь так плохо? — с испугом спросил я.

— Хорошего мало. Сами увидите, — невесело проговорил Павлов.

Приемка дел не заняла много времени. Скоро, схватив чемодан, Гиршев убежал. Я остался один. Тяжело было у меня на душе. У иллюминаторов образовались ледяные корочки. В каюте было холодно. Я посидел так несколько минут, ни о чем не думая. Неожиданно погас свет. Наверное, остановили динамо. Я, как был в одежде, залез на койку, ощупью нашел висевший на крючке источавший кисловато-противный запах полушубок и, натянув его на голову, заснул.

Разбудил меня веселый голос:

— Вставайте, третий, сейчас отходим. Капитан просил на мостик.

С неба падали мокрые хлопья снега, превращаясь на палубе в грязноватую жидкую кашицу. Все кругом было неприветливым, серым, холодным. Ветер то усиливался, то ослабевал. По мостику прохаживался Михаил Иванович в короткой брезентовой «канадочке» с меховым воротником. Заметив мое появление, он спросил:

— Ну как, выспались? Сейчас пойдем. Проверьте карты, пожалуйста.

Теперь я хорошо разглядел капитана. Ему было лет сорок пять. Высокий, худощавый, под серыми спокойными глазами — набрякшие мешки, какие бывают у людей с больным сердцем. Волосы светлые, с проседью. На лбу три глубокие морщины.

— Дайте малый ход вперед, — сказал мне капитан, и я переставил медную ручку телеграфа.

«Эльтон» тяжело вздохнул, под ногами чуть-чуть задрожало. Это заработала машина и закрутился винт. Судно отходило от пирса. Налетел маленький шквал. Корму начало валить под ветер. Я забеспокоился: мы могли задеть за пирс.