Океан

Аурелия так и села, обмякнув, на кухонный табурет и закусила губу, чтобы не закричать. Она, не проронив ни единого слова, с бесконечной жалостью во взгляде посмотрела на молодую женщину, которую знала с рождения и о которой одно время подумывала как о потенциальной невестке.

— У них лица были закрыты масками, да еще и было темно, — продолжила Мануэла, — однако я знаю, что это были чужаки. От них не пахло морем, да и руки у них были не такие, как у рыбаков.

— Ты рассказала о случившемся Онорио?

— Он еще не вернулся из моря.

— Думаешь рассказать?

— Зачем? Чтобы он пошел туда и его убили? — тихо возразила она. — Никто, кроме тебя, не должен этого знать. Даже моя мать. Она начнет кричать и закатит скандал, который не снился и всем чертям в аду. И люди, хоть и станут жалеть меня, будут шептаться у меня за спиной. Тогда уже ни я, ни Онорио не сможем спокойно жить в этом селении. Но я родилась здесь и хочу здесь же умереть.

Аурелия молча кивнула и снова хранила молчание, пока готовила цикорий, в трудные времена заменявший островитянам кофе. Она наполнила две чашки, принесла несколько галет, которые сама же и состряпала, козьего сыра и, наконец, села напротив своей ученицы:

— А почему только мне ты об этом рассказываешь?

— Сама знаешь.

— Я буду знать лучше, если ты мне объяснишь…

— Эти люди здесь из-за вас, — сказала Мануэла. — Они ищут Асдрубаля и не прекратят творить зло, пока не найдут его. — Она на секунду замолчала, пока нехотя надкусывала сыр. — Сегодня зло пришло в мой дом. Но я об этом никому не скажу. Однако завтра или через неделю они выберут другую, которая станет кричать и обо всем расскажет своему мужу, и он обязательно захочет отомстить… — Она пристально посмотрела на Аурелию. — А может, она станет сопротивляться, и тогда они ее убьют…

— Понимаю.

Мануэла Кихано ничего не сказала, и Аурелия выдержала ее взгляд, который лучше любых слов говорил о ее чувствах.

— Понимаю, — повторила Аурелия. — Считаешь, что это мы виноваты в твоей беде? И что мы будем виноваты в любых зверствах, которые станут творить чужаки?

— Я не из тех, кто может судить Асдрубаля, — последовал ответ. — Думаю, что любой другой на его месте сделал бы то же самое. Однако нет никаких сомнений: если бы он сдался, то все снова встало бы на свои места.

— Если он сдастся, его убьют.

— Цивильная гвардия защитит его.

— И сколько времени они смогут его защищать? — задала вопрос Аурелия, и в голосе ее послышались сердитые нотки. — Если Матиас смог притащить сюда этих мерзавцев, думаешь, он успокоится после ареста моего сына? Да он даст взятку тюремщику и заплатит какому-нибудь убийце, чтобы тот зарезал моего сына! Нет! — добавила она твердо. — Если и было время, когда я сомневалась, как поступить, то оно давно прошло… Никто не хочет справедливости для моего сына. Я не стану уговаривать его вернуться, ведь тем самым я бы уговаривала его принять смерть от руки убийц!

— Ну а я в чем виновата? Или бедный Торано, у которого сожгли баркас? Или все эти люди, у которых нет воды даже для того, чтобы приготовить себе еду? Или Исидоро, которому разгромили таверну и он до сих пор не может оправиться от побоев? — Она протянула руку над столом и взяла руку Аурелии, лежавшую рядом с чашкой. — Я люблю тебя всем сердцем, мы подруги, и я благодарна тебе за все, чему ты меня научила. Одно время я даже думала войти в вашу семью. Я смогу пережить то, что со мной сделали. Страх уже прошел, а унижение со временем забудется. Забеременеть я не могу, так как со дня окончания месячных прошло всего два дня. Через несколько месяцев я лишь изредка стану вспоминать о случившемся. Но вот другие?

— Ты считаешь, что я не думаю о них каждую минуту? — Казалось, что Аурелия впервые вот-вот потеряет выдержку и заплачет. — Все это время я живу как в кошмаре, жду, что то, что случилось с тобой, произойдет и со мной. Или эти выродки просто убьют меня. Они пытаются надавить на нас, используя вас всех, ибо понимают, что мы все скорее умрем, чем выдадим своего сына и брата. Клянусь тебе, я уже давно потеряла сон, пытаясь решить проблему, но ровным счетом ничего мне в голову не приходит.

— Вам следует уйти.

— Уйти? — Аурелия махнула рукой, выражая этим жестом согласие с собеседницей. — Да, мы над этим думали, но куда? У нас нет денег, а здесь наш дом, наш баркас и море, которое мы знаем. Абелай рыбак. Он с детства рыбачит в этих водах и знает здесь каждый камень, каждую волну. Да и на что мы будем жить, если уедем, я не знаю.

— У тебя есть родня на Тенерифе.

— Моя мать давно умерла. А прочие родственники знать ничего не хотят о женщине, связавшей свою жизнь с неграмотным рыбаком, пусть бы даже я умирала от голода на их глазах. И если даже мы переедем на Тенерифе, думаешь, они оставят нас в покое? — Аурелия отрицательно покачала головой. — Нет! Ненависть этого человека не знает границ. Он поклялся убить Асдрубаля, и его ничто не остановит, пока он не добьется своего.