А потом мы неожиданно отрываемся от земли. Пилот без всяких видимых усилий выжимает на себя рукоять управления и одновременно поворачивает тумблер на своих серых наушниках. Из–за приглушенного рева двигателей до меня начинают доноситься металлические звуки поп–музыки, и мы взмываем вверх, оставляя свою тень самостоятельно скользить по земле.
Удостоверившись в том, что обе половинки моего пристежного ремня плотно закреплены, я оглядываюсь, чтобы посмотреть, как остальные пассажиры пережили взлет. Однако все уже погрузились в сон.
Только что перед нами торчала высокая изгородь и маячил старый ангар, и вдруг за ветровым стеклом оказывается чистейшее синее небо такого насыщенного цвета, что, кажется, к нему можно прикоснуться. Совершив крутой подъем, самолет выравнивается. После того как мои уши привыкают к гулу, а глаза смиряются с тем, что дверца люка окружена щелями, я начинаю получать удовольствие от происходящего.
«Соломоновы, или Счастливые, острова являются поразительно красивой страной, состоящей из шести основных островов». Так сообщалось в глянцевом журнале, единственном подобном издании на архипелаге, как гордо извещалось на его страницах. На карте были изображены Гуадалканал, Малаита, Санта–Исабель, Шуазель, и после непродолжительных поисков я обнаруживаю Нью–Джорджию. До этого момента мне думалось, не стал ли я жертвой невероятно изощренного розыгрыша и места моего назначения просто–напросто не существует.
Вид из иллюминатора обнадеживающий, и это успокаивает. Крохотные островки, как брызги, располагаются вокруг более крупных, утопая в глубокой лазури Тихого океана. Внутренние острова защищают атоллы, обнимающие их своими длинными бледными руками, состоящими из переплетающихся коралловых рифов. За рифами располагаются лагуны — тайные водные пути, по которым островитяне перевозят свои сокровища. Только с воздуха можно заглянуть в этот потаенный мир, являвший собой воплощение всех детских грез: пустынные пятна земли, кокосовые пальмы всех оттенков зеленого и бирюзового, нависающие над водой, пляжи, речки, отвесные скалы, вздымающиеся из моря, словно стены древних крепостей, и горы, полого спускающиеся к выбеленному прибрежному песку или сумрачным зарослям мангровых лесов.
И лишь кое–где заметны следы человеческого присутствия. Квадратики и прямоугольники домов на сваях, сбившихся у самой кромки воды, и длинные узкие каноэ на берегу. Порой по струйкам дыма, поднимающегося над кострами, можно было определить местонахождение скрытых бушем деревень, расположенных на холмах вдали от моря.
Изогнувшись, я стараюсь заглянуть за край странно подрагивающей распорки крыла. Это приводит к необычным ощущениям в области шеи и глазных яблок, но мои усилия оказываются оправданными. Внизу виднеется бесконечный простор океана, поверхность которого мерцает, как подсыхающая на ветру краска.
И вдруг неподвижная гладь взрывается пенным фонтаном. Такое ощущение, будто кто–то повернул кран, чтобы выпустить со дна гигантский выхлоп. Огромные волны разбегаются от эпицентра, взметая вверх мириады брызг.
— Э–э… вы видели? — кричу я, обращаясь к затылку пилота.
— Подводный вулкан, — отвечает он.
— Да–да, конечно, подводный вулкан.
Через несколько недель это станет для меня привычной штукой. Я снова смотрю вниз. Из кипящего жерла вверх вылетают камни и целые валуны, затем вновь погружающиеся в глубины. Я уже готов к тому, что сейчас из океана появится морское чудище, которое вцепится своей когтистой лапой в надоедливо гудящий самолетик. Однако, к счастью, ничего такого не происходит.
Безбрежность водного пространства заставляет критически взглянуть на сушу планеты, а размеры материков и вовсе начинают казаться смехотворными. Соломоновы острова мерцают, словно созвездия, в великом океане, и я, следя за тем, как наша тень послушно скользит за нами, начинаю испытывать внутренний восторг при мысли о том, что со всем этим мне предстоит познакомиться. Естественно, воодушевление сопровождается легким волнением — ведь мы уже почти подлетаем.
— Впереди Мунда, приятель!
О Боже! Я снова заглядываю через плечо пилота и вижу, как самолет ныряет вниз, а затем накреняется вперед еще больше и больше. Судя по всему, мы почти вертикально падаем на грязно–коричневую взлетную полосу. Наше воздухоплавательное средство начинает визжать и выть, повторяя саундтреки к военным кинофильмам, и у меня проносится мысль, что пилот вот–вот исчезнет, повиснув на стропах парашюта. Я незаметно ощупываю пространство под сиденьем и вполоборота высматриваю, как на наше пике реагируют остальные пассажиры. Однако все продолжают спать; лишь у некоторых приоткрылся рот, а у других носы елозят по иллюминаторам, вибрируя в такт работе двигателя. Но в остальном царят мир и покой. Я снова поворачиваюсь вперед и смотрю вниз.
Когда дух замирает окончательно и я уже готов поделиться своими опасениями с пилотом, он вдруг беззаботно нажимает на рычаги, и мы начинаем скользить параллельно земле. Приземляемся с едва заметным ударом и, еще несколько раз мягко подскочив, останавливаемся.