Океания. Остров бездельников

Постепенно передо мной открывается вся грандиозность событий, которые происходили в этих джунглях полвека тому назад, смысл которых становится мне понятным лишь со временем. Ведь этот тихий уголок когда–то оказался в эпицентре одного из величайших сражений Второй мировой войны. Сначала сюда вторглись японцы, а затем американцы, горевшие желанием уничтожить друг друга. Природа, жестоко растоптанная в 1940–х сапогами, производившимися на лучших обувных фабриках Арканзаса и Окинавы, только теперь восстанавливала свой нормальный цикл увядания и воспроизводства. Мы то и дело задерживались, чтобы рассмотреть останки старого танка, джипа или грузовика. Один из пацанов запрыгивал на водительское место металлического скелета и принимался беззаботно крутить руль, а другой, на мгновение исчезнув из виду, вновь появлялся на башне танка или за поросшим мхом и проржавевшим пулеметом. Побеги растений опутывали окошки, а из решеток радиаторов выглядывали изящные орхидеи. Сгнившая резина превратилась в черную пыль, проржавевшие маслосборники и двигатели успели изрыгнуть свое содержимое. В роще тиковых деревьев перпендикулярно стоит фюзеляж аэроплана как металлический тотемный столб. Гниющая листва усеяна хлопьями серой краски, однако определить, с кем здесь произошла катастрофа, практически невозможно. Неудивительно, что отличительные признаки полностью отсутствуют, как и передняя часть самолета.

Американцы, спешившие изгнать японцев из Мунды, оставили после себя кучи хлама. Джунгли усеяны жестяными банками (с рваными отверстиями от пуль), касками, пронизанными смертельными дырами, горами зеленой амуниции и пустыми бутылками из–под кока–колы, на донышке которых выбито название штата, где они были произведены. В какой бы части Соломоновых островов я ни оказывался, повсюду обнаруживал останки того сражения, вследствие которого война на Востоке начала клониться к своему окончательному завершению.

Вернувшись в каноэ под лучами палящего солнца, мы отправляемся в дальнейшее плавание вдоль рифа от одного крохотного островка к другому. Причаливаем к очередному из них, и мои спутники с гордым видом ведут меня между заржавленных нефтяных канистр к останкам древнего галеона. Его стены изъедены тропическими дождями и циклонами, та же участь явно ожидает и хрупкие проржавевшие прутья, и лишь зацементированным в кораллах отпечаткам ног суждено остаться навеки. Смол Смол Том принимает известную позу, и на мгновение меня охватывает ужас, что он собирается приступить к конкретной демонстрации.

— Большой мериканский человек Кинеди пользовался этой дыркой, — сообщает Стэнли, а сидящий на корточках Том энергично кивает головой.

Я тоже киваю в полном недоумении. Лишь позднее мне становится известно, что таковы были «военные удобства» Джона Ф. Кеннеди, и я знакомлюсь с историей его жизни на острове Лумбариа, где он мог распроститься с жизнью гораздо раньше, чем это произошло на самом деле.

Когда мы возвращаемся на Рандуву, Стэнли и Смол Смол Том отводят меня в джунгли, где они выстроили дамбы и тайные укрытия. Они показывают мне медовые соты, сооруженные термитами, и рассказывают, как можно полакомиться медом так, чтобы не съели тебя самого. Они вскрывают скорлупу орехов нгали и профессионально раскалывают ракушки. Обмотав лианы вокруг щиколоток, чтобы лучше держаться за ствол, ловко взбираются по кокосовым пальмам и обрубают плоды с помощью мачете или ножа, а спустившись вниз, одним ударом рассекают орехи на половинки. А потом мы сидим под самыми высокими деревьями в мире и, пользуясь ложечками, вырезанными из гладкой зеленой кожуры, выедаем сладкое студенистое содержимое.

И все это происходит тогда, когда мои провожатые точно должны быть в школе, — но это я осознаю лишь по возвращении домой.

Они выскальзывают из каноэ и исчезают за хижинами, оставив меня один на один с внушительной фигурой Этель, сестры Эллен, которая является учительницей начальных классов.

— Давай я покажу тебе плантацию, — приходит мне на помощь Лута. — Там мы работали раньше.

Мы отправляемся по тропе, петляющей рядом с ручьем, однако вскоре я понимаю, что для Луты этот путь становится путешествием в прошлое. Мы оказываемся среди ровных рядов кокосовых пальм, которые когда–то окружала по–английски идеально постриженная трава. Теперь она разрослась и превратилась в непроходимую чащу, окружающую нас со всех сторон и достигающую высоты человеческого роста. На земле среди переплетшейся растительности я замечаю полусгнившие коричневые кокосовые орехи, некоторые из которых уже проросли и пустили побеги, пробивающиеся к солнцу.

— Вот, — с грустным видом указывает Лута на тропу. — Здесь была главная дорога. И Капитан ездил по ней на тракторе.

Я окидываю взглядом гигантскую растительность и напрягаю все свое воображение, пытаясь представить себе транспортное средство, способное пробиться сквозь заросли. Ярдов через пятьсот мы выходим к небольшому мысу.

— Старик жил в этом доме.