Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. А.И. на тему 1905 год. Общий файл.

- Пожалуйте, Александр Иванович. Все в сборе-с. В большом кабинете у Прохора.

Зверев уверенно повел товарищей вслед за господином. На втором этаже всех встретил толстый, низко стриженный рыжеусый Прохор. Фамильярно-ласково улыбаясь, он затараторил:

- Давненько не изволили бывать, Александр Иванович. Пожалуйте-с. Все свои-с,

При этом глядел он не в глаза, а поверх лба почетного посетителя.

- И вы проходите, Дмитрий Павлович, вот ваше местечко, - добавил Прохор в адрес Зверева, и так же странно на него глядя.

Из противоположенного угла зала тут же раздалось:

- Дима! Какими ветрами в наших столицах? Как я рад, а ты с Гиляровским? Как он там? - 'знакомец' почти в тут же секунду оказался рядом.

- А ты с гостями? - не слушая ответов, продолжил тараторить 'знакомец', - Вот представь себе, нас посетил сам, Александр Иванович. Читал, конечно?

'Знакомца', как оказалось, звали Матяня. Зверев познакомился с ним в Москве, куда этого баламута однажды направила редакция.

Спустя минуту Димон раскололся. Здесь он уже третий раз, а посетить это заведение ему настоятельно советовал Гиляровский. Зверев поведал, что здесь собирается, веселая, циничная, всезнающая и вечно голодная компания газетных репортеров. Переселенцы с удивлением наблюдали, как братья писатели сидели вокруг длинного стола. Они торопливо макали в одну чернильницу перья. Быстро строчили на длинных полосах бумаги. Не прекращая этого занятия, умудрялись поглощать расстегаи и жареную колбасу с картофельным пюре. Не забывали пить водку и пиво, обмениваться свежими городскими новостями, ругаться и мириться. Здесь был мир газетчиков Санкт-Петербурга.

Кто-то длинноволосый камнем спал на диване, подстелив под голову носовой платок. Воздух в кабинете был синий, густой и слоистый от табачного дыма.

Мишенину бросился в глаза штабс-капитан в общеармейском мундире. Тот сидел, расставив врозь ноги, опираясь руками и подбородком на эфес огромной шашки. Интерес незамеченным не остался. Слегка покачиваясь, военный представился Владимиру Ильичу:

- Хемм!.. Штабс-капитан Рыбников. Очень приятно.

Голос капитана, как и подобает настоящему армейскому пропойце, звучал хрипло, а приподнятые плечи и оттопырившиеся локти, только подчеркивали это обстоятельство.

- Вы тоже писатель? Очень, очень приятно. Уважаю пишущую братию. Печать - шестая великая держава. Что? Неправда?

При этом он щелкал каблуками, потряс руку Мишенину и как-то по-особому кланялся, быстро сгибая и выпрямляя верхнюю часть тела.

"Неужели я его видел? - мелькнула у Мишенина беспокойная мысль. -Удивительно, кого он мне напоминает?"

Матяня с нарочитым почтением представил вояку:

- Штабс-капитан Рыбников только что вернулся с Дальнего Востока, где, можно сказать, разбивал в пух и прах желтолицего, косоглазого и коварного врага. Ну-с, генерал, валяйте дальше.

Офицер прокашлялся и сплюнул вбок на пол.

"Хам!" - поморщился Мишенин.

- Русский солдат - это, брат, не фунт изюму! - хрипло воскликнул Рыбников, громыхая шашкой. - Чудо-богатыри, как говорил бессмертный Суворов. Что? Неправду я говорю? Одним словом... Но скажу вам откровенно: начальство наше на Востоке не годится ни к черту! Знаете известную нашу поговорку: каков поп, таков приход. Что? Не верно? Воруют, играют в карты, завели любовниц... А ведь известно: где черт не поможет, бабу пошлет.

Лицо штабс-капитана со слегка раскосыми калмыцкими глазами, выражало подлинный патриотизм, а речь, как и полагается любителю поддать, звучала искренне.

Первым нашелся Зверев:

- Давай, Фудзияма твою мать, опрокинь за славу русского оружия.

- Как? Почему Фудзияма, это же штабс-капитан Рыбников? - растерянно забормотал Мишенин, пока вояка профессиональным движением опрокидывал в рот содержимое рюмки. - Неужели Александр Иванович!?

Возглас повис в воздухе, а Александр Иванович Куприн повернулся к Ильичу.

- Разве мы знакомы?

- Нет, нет, что Вы, просто так получилось, извините.

От этого 'нет, нет' Мишенин растерялся еще больше.

- Эт точно, незнакомы, - бросился спасать товарища Зверев, - но штабс-капитан вылитый шпион японского генштаба.

Гогот пишущей братии разбудил даже спавшего на диване поэта Пеструхина. Длинноволосый стихоплет поддерживал свое пьяное существование, воспевая в лирических стихах царские дни и двунадесятые праздники:

- Прохор, запиши на меня, отдам, с первого гонорара. Христа ради, налей ты нашему японцу. Господа, 'Фудзияма твою мать', это звучит по-нашему! За новый рассказ господина Куприна!

По дороге к юридической конторе помалкивали. Первым не выдержал Мишенин:

- Мне казалось, что Рыбников аристократ. Борис, ты дома Куприна читал?

- В пределах программы, мне не пошло. Димона спрашивай, он его читает, а я себе открыл Арцыбашнева.

- Дима?

В возгласе Ильича сквозило неподдельное изумление.

- Дык, Старый же навязал. Наверное, правильно. Куприн, это, - Зверев замялся, - Скулит он не по-детски. Нормальных пацанов у него нет, а народ в книжном спрашивает. Странные люди.

-???