- Внимайте неучи, - самозабвенно стал вещать трибун. - Для правильного костра, надо уложить два-три слоя поленьев, годится и простой кругляк.
Федотов указал на свое творение, как буд-то вокруг толпилось с полсотни курсантов.
- Главное выдержать расстояние между полешками в треть их диаметра. Тогда дыма точно не будет, а для костра используйте только хвойный сухостой. Все остальное дымит, особенно так называемая сухая береза - большего зла в природе не существует! В крайнем случае, годится ольха. Все остальные виды костров, забудьте, как страшный сон. Их изобретали полные кретины. У нодии конечно можно спать, но если вы с палаткой, то лучше такого 'колодца' ни чего не существует.
Когда преподавательский порыв иссяк, все с облегчением вздохнули, а через пару минут в небо действительно взметнулось бездымное пламя.
К этому времени окончательно стемнело, мороз ощутимо усилился, но у костра было тепло и по-домашнему уютно. Еще через полчаса в миски раскладывалась пшенная каша. Обильно заправленная жирной свининой, она источала умопомрачительный аромат.
- Ну что, господа, вот мы и дома! - произнес Борис, оглядываясь на внушительную гору елового лапника и сухих сосновых бревен.
- Дмитрий Павлович, а вам не кажется, что мы теряем время, - напомнил о главном Ильич.
Реакция на столь важное предложение была мгновенной. Легким движением фокусника Дима извлек из недр своего рюкзака пару 'мерзавчиков'.
- 'Столовое вино ?21', - вслух прочитал Доцент. - Это, простите, что?
- Это, Владимир Ильич, волшебный народный напиток, больше известный под названием водка.
- Надо же! - изумился Мишенин, поднося свою кружку. - Так я и думал. Пострадавшим в первую очередь!
- За начало путешествия, господа!
- Славно-то как! - усердно работая челюстями, произнес Ильич.
- Эт точно! - подмигнул ему Зверев, отбивая сургуч со второго 'мерзавчика'.
Борис свернул самокрутку. Табачок был не очень ядреный, с легким привкусом меда. Мелькнула легкомысленная мыслишка: Вернусь, буду курить 'Каприз'.
Неспешно попивая чаек, он бездумно поглядывал на увлеченно беседующих друзей. Сознание выхватывало отдельные фразы:
- Дим, как вы после переноса без еды-то шли, зима же?-
- Так куда было деваться.
- И без топора?
- Каждый вечер лыжами копали снежную яму и ломали лапник. Без топора с дровами было худо...
- Шли мы однажды на байдах Вуоксу...
- А какую я однажды встретил мадам...
Глядя на этот костер в подмосковном лесу, на такой привычный зимний бивуак и звездное небо, Борис вдруг отчетливо услышал торжественно грянувшее:
Одинокий гитарист в придорожном ресторане.
Черной свечкой кипарис между звездами в окне.
Он играет и поет, сидя будто в черной раме,
Море черное за ним при прожекторной луне.
И витает, как дымок, христианская идея,
Что когда-то повезет, если вдруг не повезло,
Он играет и поет, все надеясь и надеясь,
Что когда-нибудь добро победит в борьбе со злом.
Ах, как трудно будет нам, если мы ему поверим...
С этим веком наш роман бессердечен и нечист,
Но спасает нас в ночи от позорного безверья
Колокольчик под дугой - одинокий гитарист.
Все вокруг кричало, что он дома! Дома! В своем времени! В голове не укладывалось, что вот сейчас, подняв голову, он не увидит мерцания проблесковых огней воздушного лайнера. А утром не услышат тарахтенья полуразвалившегося сельского газика. Такого просто не могло не быть!
- Черт, как навалилось! Димка плесни, - хрипло сорвалось со ставших вдруг непослушными губ.
Звякнула кружка.
- Старый, на, закуси.
- Ты закури, легче будет. Ты не думай, все будет нормально.
- Да, мужики, попали мы. Убил бы этих экспериментаторов.
- Ильич, помоги сдвинуть костер к дальнему краю. Вот так.
- Теперь стелим лапник, вон ту большую лапу в ноги брось.
- Нет, этим лапником сверху укроемся. Достань свою малую овчинку. Снизу ее постелем, сверху накроемся моею.
- Ложись, Старый, отдыхай.
Федотов лежал на подогреваемой снизу овчинке. Глядя на усыпанное звездами небо, он не мог забыть, как необычно звучал 'Одинокий гитарист'.
'А может, это был последний подарок судьбы и мы побывали дома'?
***
Борис проснулся, когда утро только обозначилось. От вечерних печалей не осталось и следа. Лишь легкая грусть на секунду всколыхнулась в груди, чтобы тут же растаять.
Прикрыв овчиной посапывающего Ильича, Федотов привычно определил, что мороз никак не меньше двадцати градусов.
Прислушался. Если в утреннем морозном лесу включить шумомер, он покажет полную тишину. Такую же тишину покажет прибор в пасмурную погоду. Однако человек слышит иное. В морозное утро в полной тишине слышен какой-то торжественный звон не звон, но некий звук, которому трудно дать определение. Такое можно уловить только в полной тишине и всегда хочется растянуть эти минуты.
Сухая еловая лапа, брошенная на подернутые пеплом угли, отозвалась вспышкой яростного бездымного пламени. Мороз мгновенно отступил, будто и не было его.
Через двадцать минут под веселое 'Эй, сонное царство, вставай, пора шнурки гладить' в закипающую воду полетела греча.