Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Книга 2

Сплошными заборами жители были не озабочены. Трех горизонтальных жердей достаточно чтобы крупная живность не травила соседские огороды. На них, будто ласточки на проводах гроздьями свисала крикливая детвора. Появление в деревне городского экипажа явление неординарное. Не оставляли вниманием и взрослые. От каждой избы с любопытством поглядывали на возницу и седока.

Всерьез вмешиваться в жизнь предков Борис не собирался. Было здоровое любопытство и моральное обязательство. Ивана Борис планировал забрать в город и дать пареньку достойное образование. Что делать с «бабушкой» Дуней он пока не решил. Не было у него и иллюзий по поводу будущего двух близких ему людей. Скорее всего, их судьбы в этой реальности сложатся иначе.

Дом предков открылся после второго поворота налево. Стоял он особняком. Довольно крутой пятистенок на фоне окружающих изб. Крыша увенчана узорчатым «скворечником». Такой же был в доме деда Ивана. От этого узнавания в душе что-то екнуло. На изгороди два паренька и девочка лет пяти. Стоило коляске притормозить, как троица настороженно отпрянула.

«Так, — вспоминал Федотов, — среднюю сестру деда звали Прасковья, уменьшительно — Паша. Младшая была Настя. Похоже, что это она. Была еще третья, старшая, но имя ее я не помню. Вот, блин, засада!»

— Вы к кому? — по-федотовски хмурясь, пропищала пигалица.

«А была, не была, авось угадаю»:

— К тебе Настёна, к тебе! Прямиком из Америки, — судя по ответной реакции, Борис не ошибся. — А ну-ка, держи конфеты.

Испуганное: «Ой, мамочки!» сменилось восторженным писком. Ручонки еще только тянулись к заветной коробке, а егоза уже всем тельцем повернулась к дверям, чтоб завопить:

— Мамочка, тятя! Ко мне приехал дядя из соседней Америки!

* * *

В деревенской жизни приезд дальнего родственника событие чрезвычайное, будь он хоть трижды американец. Внука деда Михайлы встретили приветливо, хлебосольно и, конечно же, с любопытством. В этом времени родную кровь чтили. Отголоски той давней культуры, Федотов всегда ощущал со стороны своей подмосковной родни.

Для солидности, он предъявил паспорт, показал бумаги из клементьевского храма. Как полагается, выложил подарки. Прабабушка, Елизавета Васильевна, еще молодая, смешливая женщина, не скрывала своего восхищения фарфоровой столовой посудой. Сорокалетний прадед, Гаврило Матвеевич, получил новую упряжь. А плотницкий инструмент из крупповской стали, достался прапрадеду, Матвею Платоновичу.

Весть об «американце» разнеслась без всякого радио. От двоюродных и троюродных родственников, в избе стало не протолкнуться. Благо, что по совету стряпчего, подарков было взято с большим запасом. Кому платочек, кому набор стеклянных стопочек. Здесь даже обычное стекло почиталось за признак достатка.

Явился и батюшка местной церквушки, тоже родственник Федотова. При служителе культа Борис провел «генетический анализ», продемонстрировав полную идентичность своего и Иванова родимых пятен.

Если до этого у кого-то и были сомнения, то теперь они начисто испарились. А двенадцатилетний дед не отходил ни на шаг от своего сорокапятилетнего внука. Вот только забрать Ивана с собой так сразу не получилось. В принципе, все соглашались, что дядька-американец прав, что мальчика надо отпустить на учебу, но материнское сердце… Ситуацию разрулил отец Феофан. Он посоветовал «Лизавете» съездить с Ваней на Рождество в Москву. Убедиться, что мальчонку там никто не обидит, а там уж — по ситуации.

Уехать через день тоже не удалось. Не отпустили. Впрочем, и скучать было некогда. Днем Борис с малолетними дедами бродил по окрестностям, благо сельские работы были окончены. Вникал в мелочи крестьянского быта. Как-то набрался смелости дать пару «мудрых» советов. Но тут случился полный облом: его «недюжинный» опыт дачного огородничества из далекого будущего был в этом времени неприменим — масштабы не те. Зато выяснил, что надо будет непременно прикупить. Пообщался плотнее с отцом Феофаном. Тот еще помнил разговоры дедов о Михайле Федотове. Оказывается, «предок» был еще тем забиякой. Любил помахать кулаками и не только стенка на стенку. Возиться со строптивым пассионарием желающих не нашлось. Так и отдали в солдаты.

Вечерами, за самоваром, Борис на равных общался с патриархами клана Федотовых, о которых в той жизни не довелось даже слышать. Семья не из бедных, но и богатой ее назвать было трудно. По классификации Сталина, классические середняки. В хозяйстве коровка, лошадка. В хлеву мягко переступали копытами пара овечек. Похрюкивал свинтус по имени «Борька», которого вот-вот должны были заколоть. Предки долго стеснялись назвать при «родиче из соседней Америки» имя нежвачного парнокопытного.

Основой жизни служил семейный надел размерами с полгектара и часть земли, взятой в аренду у местного барина. Того самого, у которого до реформы 1861 года Матвей Платонович ходил в крепостных.

— Неужто, и в самом деле, можно разговаривать с соседней деревней? — переспросил самый старший Федотов.