Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Книга 2

  Подлодка, скинув море со спины,
  Вновь палубу подставила муссонам,
  С подветренной цепляясь стороны
  Антеннами за пояс Ориона.

Настоящий главный конструктор, как и уникальный сыщик, отличается от обычного человека способностью заметить самые малозначительные несоответствия. Почувствовать едва ощутимые намеки, а дальше разбираться, пока все фигуры не встанут в клеточки фантастической шахматной доски. Этот процесс захватывает, не дает покоя, пока не находится непротиворечивое решение.

Следующее несоответствие вот оно, в последней строке четверостишья. Не было на лодках радиотелеграфных станций, тем более не было антенн, а при необходимости установки аппаратов, антенны предполагалось растягивать вручную после каждого всплытия. Мысль, что господин Зверев, прочитав федотовскую фантазию, сумеет столь точно облечь данное обстоятельство в рифму, Иван Николаевич отмел. Вывод напрашивался неожиданный — эти стихи были написаны для слушателей не понаслышке знающих о подводных крейсерах.

«Для других слушателей? Допустим, но тогда эта парочка должна отличаться от нас и что у них общее? — Иван и сам не заметил, что объединил обоих переселенцев в единое целое. — А общее у них манера поведения. Нет в них чинопочитания, и примеров тому легион. Отсюда нелепая ссора Федотова с Беклемишевым — Федотов явно не осознавал естественного превосходства дворянина и морского офицера. Отсюда идиотский розыгрыш командира подводного крейсера в фильме. За такое в любом флоте грозило наказание вплоть до судебного преследования, а автору фильма такое и в голову не пришло».

Окажись на месте Ивана Николаевича обычный инженер, он наверняка помчался бы к «виновникам» выяснять: «Что, черт побери, происходит? Откуда вы на нашу голову взялись и что вам надо?»

Бубнов, в отличии от «простого смертного», был человеком властным. В противном случае не сидел бы он в кресле главного чертежника Балтийского завода. Торопиться он не собирался, как и болтать на каждом углу, тем более, что один раз он уже перед Федотовым обмишурился. Никуда его визави не денутся и времени отточить свои подозрения у него достаточно, но первым делом надо поторопить проверку с погружением торпед.

Глава 14 Февральские посиделки стали традицией

1907 Февраль — начало июля.

К февралю 1907-го года события Первой Русской революции кое-где еще погромыхивали, но в целом сопротивление восставших было сломлено. А что в итоге? Стоило ли бунтовать?

Стоило! По большому счету итоги были грандиозные.

В октябре пятого года Российская Империя наконец-то обзавелась своей собственной конституций и парламентом. Парламентом куцым, с совещательным голосом, но избираемым российским народом, а не назначаемым сверху и не являющимся продолжением шаловливых ручонок хозяина земли русской.

Впервые появились демократические свободы. Политические партии поимели возможность орать о себе на каждом углу, и ни одна собака не могла цензурировать эти вопли. Свобода печати, однако! И ведь завопили и досталось не только «прогнившему царскому», но и «собратьям по оружию» из тех, кто хоть на йоту видел развитие процесса иначе.

Пролетариат получил право на профсоюзы. Забастовки отныне не являлись уголовным деянием, а перетекли, как сформулировали столетие спустя, в категорию взаимоотношений хозяйствующих субъектов и наемных работников.

Крестьян приравняли к виду Homo Sapiens. У них появилось право на перемещение, учебу и поступление на службу. Ого!

Основным бенефициарием стала буржуазия — право на участие в политической жизни сильнее любого наркотика, и она его получила. Ох, не напрасно она проплачивала весь этот шурум-бурум, не напрасно. А касательно воплей о предательстве буржуазией дела рабочего класса, то кто сказал, что она боролась не за себя любимых? Что за бред, и вообще, с каких это пор выгодополучатель должен с кем-то делиться? Извините, но такого в природе не бывает, зато процесс борьбы не остановился, и лозунг о предательстве являлся естественным продолжением вечной схватки.

Был и иной взгляд на события — самым искренним, самым последовательным борцам за свободу конституция казалась куцей, а дума бесправной. Ага, таким что ни дай — им все мало.

С другой стороны, что такое совещательный голос? Да ничего! Одобрила дума решение совета министров — отлично, возьми с полки пирожок. Не одобрила, так ведь что с нее, сирой, взять, не понимат она, однако.

Аналогично со свободой слова и печати.

В итоге, по мнению неистовых сторонников абсолютной свободы, преград на пути реализации этих прав наворотили столько, что иная засека против нашествия Батыя выглядела натоптанным трактом.