Ох и трудная это забота - из берлоги тянуть бегемота. Книга 1

— Внимайте неучи, — самозабвенно стал вещать трибун. — Для правильного костра, надо уложить два-три слоя поленьев, годится и простой кругляк.

Федотов указал на свое творение, как буд-то вокруг толпилось с полсотни курсантов.

— Главное выдержать расстояние между полешками в треть их диаметра. Тогда дыма точно не будет, а для костра используйте только хвойный сухостой. Все остальное дымит, особенно так называемая сухая береза — большего зла в природе не существует! В крайнем случае, годится ольха. Все остальные виды костров, забудьте, как страшный сон. Их изобретали полные кретины. У нодии конечно можно спать, но если вы с палаткой, то лучше такого «колодца» ни чего не существует.

Когда преподавательский порыв иссяк, все с облегчением вздохнули, а через пару минут в небо действительно взметнулось бездымное пламя.

К этому времени окончательно стемнело, мороз ощутимо усилился, но у костра было тепло и по-домашнему уютно. Еще через полчаса в миски раскладывалась пшенная каша. Обильно заправленная жирной свининой, она источала умопомрачительный аромат.

— Ну что, господа, вот мы и дома! — произнес Борис, оглядываясь на внушительную гору елового лапника и сухих сосновых бревен.

— Дмитрий Павлович, а вам не кажется, что мы теряем время, — напомнил о главном Ильич.

Реакция на столь важное предложение была мгновенной. Легким движением фокусника Дима извлек из недр своего рюкзака пару «мерзавчиков».

— «Столовое вино №21», — вслух прочитал Доцент. — Это, простите, что?

— Это, Владимир Ильич, волшебный народный напиток, больше известный под названием водка.

— Надо же! — изумился Мишенин, поднося свою кружку. — Так я и думал. Пострадавшим в первую очередь!

— За начало путешествия, господа!

— Славно-то как! — усердно работая челюстями, произнес Ильич.

— Эт точно! — подмигнул ему Зверев, отбивая сургуч со второго «мерзавчика».

Борис свернул самокрутку. Табачок был не очень ядреный, с легким привкусом меда. Мелькнула легкомысленная мыслишка: Вернусь, буду курить «Каприз».

Неспешно попивая чаек, он бездумно поглядывал на увлеченно беседующих друзей. Сознание выхватывало отдельные фразы:

— Дим, как вы после переноса без еды-то шли, зима же?

— Так куда было деваться.

— И без топора?

— Каждый вечер лыжами копали снежную яму и ломали лапник. Без топора с дровами было худо…

— Шли мы однажды на байдах Вуоксу…

— А какую я однажды встретил мадам…

Глядя на этот костер в подмосковном лесу, на такой привычный зимний бивуак и звездное небо, Борис вдруг отчетливо услышал торжественно грянувшее:

  Одинокий гитарист в придорожном ресторане.
  Черной свечкой кипарис между звездами в окне.
  Он играет и поет, сидя будто в черной раме,
  Море черное за ним при прожекторной луне.

  И витает, как дымок, христианская идея,

  Что когда-то повезет, если вдруг не повезло,
  Он играет и поет, все надеясь и надеясь,
  Что когда-нибудь добро победит в борьбе со злом.

  Ах, как трудно будет нам, если мы ему поверим…

  С этим веком наш роман бессердечен и нечист,
  Но спасает нас в ночи от позорного безверья
  Колокольчик под дугой — одинокий гитарист.

Все вокруг кричало, что он дома! Дома! В своем времени! В голове не укладывалось, что вот сейчас, подняв голову, он не увидит мерцания проблесковых огней воздушного лайнера. А утром не услышат тарахтенья полуразвалившегося сельского газика. Такого просто не могло не быть!

— Черт, как навалилось! Димка плесни, — хрипло сорвалось со ставших вдруг непослушными губ.

Звякнула кружка.

— Старый, на, закуси.

— Ты закури, легче будет. Ты не думай, все будет нормально.

— Да, мужики, попали мы. Убил бы этих экспериментаторов.

— Ильич, помоги сдвинуть костер к дальнему краю. Вот так.

— Теперь стелим лапник, вон ту большую лапу в ноги брось.

— Нет, этим лапником сверху укроемся. Достань свою малую овчинку. Снизу ее постелем, сверху накроемся моею.

— Ложись, Старый, отдыхай.

Федотов лежал на подогреваемой снизу овчинке. Глядя на усыпанное звездами небо, он не мог забыть, как необычно звучал «Одинокий гитарист».

«А может, это был последний подарок судьбы и мы побывали дома»?

* * *

Борис проснулся, когда утро только обозначилось. От вечерних печалей не осталось и следа. Лишь легкая грусть на секунду всколыхнулась в груди, чтобы тут же растаять.

Прикрыв овчиной посапывающего Ильича, Федотов привычно определил, что мороз никак не меньше двадцати градусов.