Ох и трудная это забота - из берлоги тянуть бегемота. Книга 1

Петьке показалось, что отец доволен сходством сына с неизвестным ему Пинкертоном. Федор Егорович Тарханов, действительно, был основательно выбит из равновесия. Вчера к обеду околоток переполошила весть о дерзком ограблении экспресса «Москва — Санкт-Петербург».

«Только недавно убили Великого князя, а теперь поезд ограбили. Вовремя господин Столыпин принял постановление об усилении охраны порядка на железных дорогах, хотя можно было бы и ранее. Эхх, Рассея!»

Вчера эту новость полицейские узнали из газет. К ним в участок даже заскочил один ретивый из «Московских ведомостей», но получил от ворот поворот. Да и что ему могли рассказать полицейские Ямской слободы, коль этим делом занималась транспортная жандармерия. Зато сегодня все подтвердилось. Приезжал сам господин полицмейстер и такого рассказал! Оказывается, злоумышленников было всего трое, но они сумели оглушить пассажиров и обслугу вагона-столовой. Стреляли в повара, но, кроме сломанного ребра, доктор других повреждений не нашел. Грабили явно не обычные бандиты. По всему выходило, что о некоторых пассажирах они знали. Старуху Николаеву не тронули, а у старшего приказчика господина Гужона забрали саквояж. Приказчик Шамаев хотя и молчит, но все показали, как тот переживал, с ним даже случился удар. Спасибо доктору — выходил болезного.

Сам Федор Егорович Тарханов дослужился до городового среднего разряда сыскного отделения Московской полиции. Был он дотошен, много читал и исправно охранял порядок. Будучи человеком свободолюбивым, Федор Егорович недолюбливал начальство, платившее ему той же монетой. К сорока годам рассчитывать на повышение по службе не приходилось.

— Петька, а ну положь резец! Сколько тебе раз говорил, резать надо от себя, — отвлекся от своих мыслей Траханов. — Твой дед меня за это порол, так и я могу!

— А вот и нет, ты самый добрый, — нашелся Тарханов младший. — Вчера дядя Коля говорил, что ты просто так никого не тронешь.

— Я вот тебе! Дядю Колю он вспомнил. Иди, поиграй с мальчишками.

Тарханов, собрав инструмент, присел в свое любимое кресло. У него не выходила из головы вся странность этого происшествия. Поражала беспримерная дерзость злоумышленников. Очень нетипично все выглядело. Тут и бомбы странным образом всех ослепившие, и непонятная стрельба. С другой стороны, преступники явно нацеливались на приказчика, значит, навел их кто-то из ближнего круга господина Гужона. Видать, знали, что и у кого брать. Скорее всего, говоруна заводские сами отловят, не любят они огласки. Наверняка кто-то из обиженных. А вот удастся ли отловить бандитов? Тарханов испытывал по этому поводу большие сомнения. Деньги, конечно, где-то всплывут, но где? Коль скоро бандиты не обычные, так и загулов по трактирам ждать не приходится. Особенно непонятно выглядело исчезновение похитителей. Дело громкое, потому перетрясли всех ехавших в тот день к Дмитрову. Результат обескуражил: высадившиеся на развилке дорог бандиты, словно испарились. Опять же странное дело — задаток извозчику они оставили.

Привыкший анализировать поведение преступников, Федор Егорович невольно попытался представить себе троицу. Толком ничего не получалось. В воображении сыщика поочередно сменяли друг друга то отчаянно смелые и хладнокровные бандиты, то интеллигентные хлюпики. Может, действительно бомбисты баловались? Нет, на революционеров не похоже. Те норовят запулить бомбу в сановника. И все же Тарханов больше и больше склонялся к мысли, что «инттелигентики» там были. Во-первых, не тронули женщин, во-вторых, пассажиры выделили одного, по виду учителя, что неприкаянно бродил между столиков. Но и интеллигентики они были неправильные. Оглушить охранника Шамаева, пристукнуть прислугу и стрелять в повара дано не каждому встречному поперечному. Но эти все едино насильники. Поднять руку на беззащитных! Бесстыжее время породило бесстыжих людей.

Городовой невольно стал сравнивать это происшествие с необычными делами последних лет. Всего месяц назад какие-то негодяи до смерти перепугали домовладелицу Семенову. Старуха слегла с сердечным приступом, но перед смертью поведала о малолетках. У старухи тоже тогда ничего не забрали. Малолетки и есть малолетки — испугались.

Вспомнилось еще одно происшествие. В канун Рождества двое неизвестных под корень извели банду Филимона. Говорят, тот связался с политическими. Ходила молва, что с ним свели счеты те самые политические подельники. В том деле необычным была беспримерная жестокость. Двум бандитам свернули шею, остальных покалечили. Были ли там замешаны деньги, выяснить не удалось.

4 марта 1905, северная окраина Москвы.

В марте погода средней полосы России всем без разбора дарит солнце и бодрящий мороз. И добрым, и злым, и людям, и тварям. Сегодняшнее утро исключением не явилось.