Устроителей всего это безобразия печалило только одно — большинство известных в их мире теорий они знали до безобразия плохо. Но лиха беда начало. Вложенные в головы знания очень скоро будут переосмыслены и дополнены, а двое вчерашних курсантов оставлены при курсах читать лекции вместо Зверева и Федотова. Через некоторое время к новоиспеченным преподавателям присоединятся некоторые из тех, кто сейчас набирается практики.
И вот, после двух лет напряженной муштры таким толковым и перспективным предложено начать с нуля. Печалька, конечно, но куда им деваться, коль за учебу они платили едва ли половину стоимости, а многие и вовсе учились за счет благотворительного фонда, но с условием — три года отработка по направлению. К тому же, «избранные» прошли школу стрешаров и не простую, а ту, в которой делался упор на умение приказывать и умение подчиняться. А о том, что учащиеся были поголовно заражены идеями партии новых социалистов, и говорить нечего. Администрация курсов по этому поводу старательно изображала недовольство, грозила отчислениями, даже слегка наказывала рублем, но в этом был коварный замысел — запретный плод слаще.
Была еще одна особенность, на которую никто не обратил внимания — по странному стечению обстоятельств, большинство «железнодорожников» оказались разбросаны по магистралям, ведущим с запада к центру державы. А вот городские управы, оказались восточнее линии Псков-Киев. Следующий выпуск не обошелся без легкого ажиотажа. Получив первых зеленых управленцев, их гоняли в хвост, и в гриву. Перемещали с места на место. Как это ни странно, почти все выдержали испытание, а четверть оказалась отмеченной повышением. И это всего через год службы! Ко всему «железнодорожники» проявили интерес к профсоюзной деятельности и кто-кто был избран в управление.
В итоге спрос на выпускников заметно вырос. Часть его была удовлетворена, но не вся. Очередную группу выпускников вновь поглотила железка, и те же городские управы. Что характерно, получившие повышение, все как один старались принять к себе в помощники выпускников тринадцатого года. Не всем это удалось, но процесс консолидации однокашников пошел.
— Фролыч, и как тебе эти гаврики? — городовой, на погоне которого красовалась одна лычка, кивнул в сторону стайки задержанных подростков.
Его напарнику, даром, что тот был рядовым, достаточно было одного взгляда, чтобы увидеть не только испуганно жмущихся друг к другу «арестантов», но и отроческую дерзость, которой так и разило от взглядов исподлобья. Вон тот, что повыше, ну чисто орел в куриных перьях. Но не останови такого сейчас, ох, и натворит он дел, да и остальные туда же. Так и до каторги докатятся.
— Дык, что тут непонятного, смутьяны. Выпороть бы их, и все недолга, а то ты сам, Матвей, не понимаешь.
— Прав ты, Фролыч, да нельзя. — тяжело вздохнул Матвей, — господин околоточный надзиратель строго-настрого запретил. Говорит, схватите пяток самых дерзких, припужните, но в меру, и чтобы к вечеру все сидели по домам.
— Чудны дела твои, господи.
— Есть такое, а ты мне вот что скажи, — хитровато глядя на Фролыча, продолжал философствовать Матвей, — кого нам не велено трогать?
— Знамо дело, людишек, этого, как его, Михаила Архангела.
— Эх, «Ярёма», не Михаила Архангела, а проправительственные силы! — с трудом выговорил длинной слово старший напарник. — Вот и получается, что эти шибздики, как раз и есть проправительственные силы!
— Эти?! — подхватился Фролыч. У него в голове не укладывалось, как такая мелюзга, да еще дерзко пялящая на него свои зенки, может оказаться какой-то там проправительственной силой. — Тьфу-ты, нечистая, — выразил свое отношение к услышанному младший городовой Нижнего Новгорода.
Как это ни странно, но примерно такое же мысли не давали покоя околоточному надзирателю Василию Антоновичу Звонареву, тому самому, который «не велел».
Василий прожил долгую жизнь, и давно перестал маяться высокими материями, что когда-то не давали ему покоя. Детей он вырастил, а девок, слава богу, пристроил.
«Хорошая жена, хороший дом, что еще надо человеку, чтобы встретить старость»? — частенько повторял про себя Василий Антонович, даже не подозревая, что эта фраза вот-вод зазвучит в новой кинокартине: «Белое солнце пустыни».
Правда, Василий Антонович к этому отношения иметь не будет. Зато сейчас ему не давало покоя происшествие, что случилось в его околотке. Все началось третьего дня, когда сверху пришел сигнал, дескать, на берегу речки Кадочки, там, где у березовой рощи ее можно переплюнуть, молокососы собираются жечь факела, да не просто так, а с политическими целями.
Перво-наперво, было непонятно, как можно жечь факела с политическими целями. Но это и не важно — на то оно и начальство, чтобы чудить. Но почему не дать ясного указания? Например, для искоренения крамолы, мальцов схватить и примерно наказать. Так, нет, крутили, вертели, играли в камушки, а толком ничего так и не сказали.