— Вы за меня не беспокойтесь — припечет вернусь в Россию, а сейчас, господин Зверев, доставайте ваш панасоник и не говорите, что у вас нет кино-отчета по Фидлеру. Кстати, а вам, уважаемый Борис Степанович, завтра придется получить по мордасам от его превосходительства действительного статского советника господина Умова. Обидели вы старика. Немцам с французами лекции читаете, а нашим студентам фигу в кармане.
На экране Ильич увидел мирное утро и сменивший его вечер. Увидел изготовившиеся для штурма войска. Ощущал, как шрапнель рвет тела девчонок и мальчишек, засевших в госпитальном этаже. В этот момент Мишенин цепенел от яростного желания спасти и отомстить, но окончательно его добила нелепая конная атака на сдающуюся толпу бывших защитников. От вида надвое рассеченного студента и густой красной струи, хлынувшей на его уже бывшую подругу, Владимира Ильича вывернуло наизнанку.
«Боже! Зачем мне все это!? Как же права была моя Настасья. Никогда, никогда я в этом участвовать не буду!»
— Борис Степанович, вы ставите меня в неловкое положение, — с укоризной произнес профессор Умов.
Неделю тому назад Борис выслушал от профессора все, что тот о нем думал, а думал он о нем не так уж и плохо, но сетовал на невнимание к университету. Дома привыкший к крутым наездам переселенец почесал репу и быстренько исправился, прочитав курс, подготовленный им еще в Европе. Этого объема ему показалось мало, но не тут-то было — то ли кризис с революцией, или еще какие причины, но денежки для привлечения сторонних специалистов испарились, а эксплуатировать изобретателя задарма Умов считал недостойным.
— Николай Алексеевич, как говорят у нас в Америке, я готов брать борзыми щенками, но предупреждаю: подойдут только выпускники с творческой жилкой.
— Вы хотите привлечь выпускников кафедры физики в ваше товарищество?
— А что вас удивляет?
— Чего-то подобного я ожидал, но если отдать перспективных студентов, то кто тогда придет нам на смену? — голосом профессора отчетливо заговорила жаба.
На самом деле Николаю Алексеевичу было неловко сказать сидящему перед ним изобретателю, что самые толковые зачахнут на рутинной инженерной работе, в чем он неоднократно убеждался.
— А кто вам сказал, что я собираюсь оголять вашу кафедру? Ничего подобного. Студентов со склонностью к изобретательству заберу и не поперхнусь, а теоретики останутся на кафедре. Таких будем привлекать без отрыва от университета. Кстати, не посмотрите? — Борис протянул набросок статьи об ионосфере.
Текст, отпечатанный на привезенном из Германии Ундервуде, читался легко, а формулы были вписаны от руки.
— Ионосфера говорите? — быстро пробегая текст, невнятно пробормотал профессор.
Текст был невелик. В нем приводились результаты опытов и расчеты, подтверждающие версию автора о наличии отражающего слоя. От написанного еще с Поповым он дополнился версией о многослойности ионосферы.
— Смело. Очень смело, но материала явно маловато и выкладки ваши…, пожевав губами, Умов отложил текст. — Если я вас правильно понимаю, вы хотите получить от нас рецензию?
— Не угадали, это журнальный вариант статьи для нашего издания, а для серьезной публикации надо привлечь тех самых теоретиков с кафедры. Работа большая. Как вы справедливо подметили, потребуется дополнительные опыты и анализа зафиксированных случаев сверхдальней связи. Помнится, что-то такое проскакивало у того же Маркони.
— Помилуйте, Борис Степанович, Вы предлагаете нашей кафедре разделить с вами лавры первооткрывателя? — оценив масштаб открытия, профессор интонацией выделил местоимение «Вы».
— В общем-то да, предлагаю, а что в этом особенного? К тому же, есть в этой дележке одна неочевидная тонкость — чем больше вокруг открытия лавровых венков, тем выше торчит главная голова. К тому же на том берегу Ламанша зашевелились — того и глади умыкнут.
С таким отношением к ученым Европы профессор Московского университета был категорически не согласен, но отвлекаться на подобные филиппики было не ко времени.
— Щедрый дар, но почему вы не обратились к господину Попову? Вы же с ним весьма плодотворно работали и что-то такое за вашими подписями мелькало.
— Неделю назад я навестил Александра Степановича и не уверен, что после удара он сможет приступить к работе.
— Печально, — о чем-то размышляя, Умов примолк.
— К тому же институт готовит специалистов технической направленности, а изучение ионосферы, по моему разумению, относится к фундаментальной науке.
— «Фундаментальна наука», опять новое словцо. Смысл понятен, но не привычно. Борис Степанович, а может быть вы все же согласитесь на экстернат?