Читаем Ох уж эти шуточки полностью

слезь с неё.» (Мудрость индейцев С. Дакоты.)


Нам не указ какие-то индейцы Северной Дакоты.

Своим бизонам крутят пусть хвосты.

И дохлых лошадей пусть меж собою обсуждают до икоты,

Из уст в уста передавая предков мысли мудрые до хрипоты.


Пернатым умникам мы противопоставим свой подход.

Поступим так, как испокон веков ведется:

Заставим дохлых лошадей работать, приносить доход.

Госкомитет по оживлению под патронажем президента создается.


В конце концов и раньше мы на дохлых лошадях скакали,

Меняли всадников в дороге, доставали длинный кнут.

А нынче благодать, совсем иные времена настали.

Поедем опыт перенять, посмотрим как «у них» живут.


Организуем тренинги и семинары. Для тренировок базу создадим.

И не забыть бы про комфорт: температуру, влажность, осажденье пыли.

Не получается скакать? Скорей всего пока мы просто не хотим.

Не может быть, чтоб лошади совсем уж дохлы были!


Зато для примененья дохлых лошадей у нас, возможно, лучшие широты.

Есть разгуляться где: какой простор, какие дали, шири.

Хоть трудно сравнивать погоду Северной, но всё-таки Дакоты

С тем, что имеется у нас пусть в Южной, но, увы, Сибири?

Два кирпича


Два кирпича лежали рядом,

Вокруг шумела пестрая толпа

И пьяница с звериным взглядом

Кричал сугубо-русские слова.


Тут я налево повернылся плюнуть

И вдруг застыл с открытым ртом

завороженный,

Как будто курицей в затылок клютут,

Или мешком с цементом оглушенный.

Передо мной стоин ОНА в небрежной позе,

Слегка направо голову склоня.

И губы алые ее, подобны пышной розе,

Остатки разума забрали у меня.

Тут для меня вдруг солнце засияло

И полевых цветов донесся аромат

И никого вокруг не стало

Как вдруг пред нею вырос этот гад!


Что дальше было – я не вспоминаю.

Не интересно это

да и не смешно.

Хрустальная мечта поэта

Разбилась вдребезги об это-вот…

Мурло.

Ода глупости


Уже давно желанием горю,

Пожар в груди моей пылает.

Хотел бы диффирамбы петь,

Но слов, увы, не нахожу.

Надеюсь прeукрасите о чем сейчас скажу

Поэтому унылой прозой говорю:

Душа в томлении изнемогает,

Прет изнути, нет больше сил терпеть.


Я всеми фибрами души своей

Превознести пытаюсь до небес,

И чтобы не корили в скупости,

Молю о помощи богов.

Пролейте на меня из изобилия рогов

Дар красноречия скорей.

Пускай завидует лукавый бес.

Я гимн пою непобедимой ГЛУПОСТИ.


Вы, интеллектуалы всех мастей

И остряки на язычок колючие,

Ученые мужи всех степеней и крутости.

Эпитетов красноречивых не жалейте.

В поток могучий славословий ручеек свой влейте.

От повседневных отойдя страстей

Склоните головы свои могучие

И на колени встаньте пред величьем глупости.


Кто может вилами в воде писать

Стихи, романы или повести?

Кто взвесить может все, что в жизни упустил?

Кого благодарить, ну а кого винить,

Когда не можешь с чем-нибудь сравнить.

И, коль хотите вы умом блeстать,

На сером фоне, то пора по совести

Воздать тому, что служит этим фоном – глупости


Взываю к вам я, господа политики,

А также политологов борзая свора.

Для вас-то глупость матери родней.

Ведь это ваша обитания среда,

(Движения, союзы, партии – все ерунда,

Не выдержат малейшей критики)

Основа всех основ, надежа и опора

Перейти на страницу:

Похожие книги

Стежки-дорожки
Стежки-дорожки

Автор этой книги после окончания в начале 60-х годов прошлого века филологического факультета МГУ работал в Государственном комитете Совета Министров СССР по кинематографии, в журналах «Семья и школа», «Кругозор» и «РТ-программы». В 1967 году он был приглашен в отдел русской литературы «Литературной газеты», где проработал 27 лет. В этой книге, где автор запечатлел вехи своей биографии почти за сорок лет, читатель встретит немало знаменитых и известных в литературном мире людей, почувствует дух не только застойного или перестроечного времени, но и нынешнего: хотя под повествованием стоит совершенно определенная дата, автор в сносках комментирует события, произошедшие после.Обращенная к массовому читателю, книга рассчитана прежде всего на любителей чтения мемуарной литературы, в данном случае обрисовывающей литературный быт эпохи.

Геннадий Григорьевич Красухин , Сергей Федорович Иванов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия / Образование и наука / Документальное