— Но я уверенна, Яська поможет, — слегка пожала плечами Ангелина.
— Я не сомневаюсь в этом… Но надо, чтобы она выздоровела — в первую очередь. А во вторую… Я бы сам хотел с ней поговорить. Мне не хочется давить.
Ангелина слегка подняла брови, разглядывая меня.
— Артур Борисович, — она набрала полную грудь воздуха… — Ладно… — махнула девушка рукой, передумав мне что-то сказать. — Знаете что?.. Завтра мы дома, я могла бы запрячь Кита, — его имя она почти выплюнула, — чтобы он помог мне дотащить продукты до дома. У вас будет где-то час на то, чтобы поговорить с Яськой.
— Ангелина, вы не слышали меня? — я старался сохранить строгое лицо, хотя меня просто распирало от благодарности. — Я сказал, никаких разговоров, пока она не поправится!
— Надеюсь, вы не хотите лишиться разом двух своих работников? — лукаво прищурилась она. — Яська мне голову открутит, когда узнает, что нужна была ее помощь, и я об этом знала, но промолчала. А потом сама себя сгрызет же от вины!
— Но, — растерянно посмотрел я на Яшу. — Она и правда еще болеет, куда она пойдет?
— Но поговорить-то вы с ней можете! — будто на маленького мальчика, который не знает ответа на очевидный вопрос, посмотрела она. — Составить план, набросать стратегию.
— Вы понимаете, что можете подставить сестру перед ее парнем? — в упор спрашиваю я и едва не хохочу в голос, когда ко мне оборачивается хитрющая мордашка с довольной улыбкой.
— О да, Артур Борисович, я это прекрасно понимаю! — она только что ладошки в предвкушении не потирала.
Надо держать завтра ухо востро! С этой бестии станется! А Яся потом будет страдать…
— Тогда до завтра, я напишу заранее, во сколько мы уйдем, — махнула она на прощание рукой и направилась из кабинета. — Кстати, — оборачивается Ангелина, держась за ручку двери, — Яська любит " Чародейку", — и исчезает, прикрыв за собой плотно дверь.
— Хорошшшша! — довольно улыбаясь, выдыхает ей в след Яша. — Не хотел бы я с такой очутиться по разные стороны баррикад — сотрет и не спросит, как звали!
— Эта может, — хмыкнул я. — Что за "Чародейка"?
— Это торт такой, из трех коржей: темного, светлого и с маком. А сверху орехи какие-то. Лиза любит его очень.
— Кстати, как она? — давно не слышал я про Яшину племянницу.
— Растет, чертенок, не по дням, а по часам! Сантиметров на десять за лето вымахала! Представляешь!
— Ого! Это ей уже лет шесть-семь? — прикинул я. Очень давно не видел малышку и с трудом представлял, как она выглядит.
— Восемь! — укоризненно глянул на меня друг.
— Вот это время летит! — присвистнул я.
— И не говори, — вздохнул Яша. — У Радки только все непонятно… — его голос изменился, а брови сошлись на переносице.
— Что такое? Проблемы? Или опять… — я не договорил, но друг понял.
— Нет, вроде и хорошо все, только… Когда я был в августе, она была обычной, веселой, жизнерадостной, крепкой… Ну ты же знаешь, она никогда не признавала этих диет… А когда я приезжал уже в ноябре… Она какая-то другая стала. Уставшая, похудела сильно, а самое главное, знаешь, что? — посмотрел он с беспокойством на меня. — В глазах будто пустота. Губы улыбаются, но в глазах ни-че-го.
— Может, депрессия? — нахмурился я. — Все же она человек, а не робот.
— Да нет, не похоже это на нее, — задумчиво отвел глаза в сторону Яша. — Ладно, не грузись! Может, ты и прав, это хандра и пройдет.
— Запиши ее в клинику, пусть обследуют хорошенько, — все же меня не отпускало беспокойство за ту, за которую я уже однажды поручился.
— Да не будет она лечиться.
— Значит, найди слова, которые ее убедят! Хочешь, я позвоню ей?
— Нет, не надо. Потом еще обидится на меня, что про нее рассказываю, — Яша устало поднялся. — Ладно, я поеду. Давай. И не затягивай!
— Ты же слышал сам, завтра встреча, — хмыкнул я. — Пока.
Мы с другом обменялись рукопожатиями, а потом он ушел.
*50*
— Ясь, мы пошли, — кричит мне из коридора Геля. — Ты только в ванной долго не зависай!
Я мысленно показала ей язык и почти вприпрыжку — насколько позволяла поврежденная пятка — направилась в ванную.
Так хотелось с себя смыть эти несколько дней, пока болела: чтобы вместе с пОтом и неприятными ощущениями смылся весь этот бардак, который поселился в моей жизни после приезда Никиты.