Ох уж этот Ванька (СИ)

— Кроме находящихся в наличии, господин капитан, на корабле никого не имеется. Прикажете отваливать?

Тут и с угольщика сигнал дают:

«Спасайтесь! Корабль идет ко дну».

Смотрим на капитана, а он ни с места.

— Приказываю всем покинуть корабль!

— А вы, господин капитан ?

— Я с этого места не сойду... Что ж вы стоите? Слышали мою последнюю команду?!

Дело прошлое, а мороз по коже дерет, как я это вспомню. Корабль вот-вот потонет и шлюпку за собой потянет. Совсем времени для разговора не осталось. И получилось тут страшное дело: хотя капитан на корабле высший начальник и никто руки поднять на него не смеет, но только помощник, штурман, лекарь и боцман попробовали его силой взять... Куда там!.. Расшвырял всех, как щеняг, потом за револьвер схватился.

— Прочь с корабля! Кто ко мне подойдет, положу на

месте!

Может, и нужно было нам всем скопом его одолеть, но только мы не посмели. Не силы, не револьвера испугались, а его последнюю капитанскую волю нарушить не решились...

Стали отваливать, он нам на прощание рукой махнул.

— С богом, товарищи!

До сих пор не пойму, откуда он в то время это слово

«товарищи» взял...

Полутора кабельтовых не отплыли, «Мария» тонуть начала Иные корабли вовсе опрокидываются, а она до конца большого крена не дала. Скользнула под воду, точно сама того захотела. И очень отчетливо я капитана рассмотрел.

Стоит он во весь рост в полной форме и руками за поручни держится. Пуговицы, позумент, борода так золотом и сверкают... Был при жизни Золотым, таким и помер.

3.

Рассказчик поднялся и снял с головы шапку.

И ты, парень, встань и головной убор сними! — приказал он Ваньке. — Я, когда об этом рассказываю, всегда того требую... В память погибшего корабля и его Золотого капитана... Ты имени его не забудь, смотри!

Ивлев Павел Павлович!—торопливо ответил Ванька.

То-то. Другому пересказывать будешь — назови... Чтоб всенародная вечная память о нем сохранилась.

Много вопросов хотелось Ваньке задать, но он посмел нарушить молчание не скоро.

Ты, дедушка, мне про Золотого капитана рассказал, а обещал про Золотой корабль...— напомнил он.

О Золотом корабле дальше речь пойдет. Приходи завтра, все расскажу, а сейчас не могу: расстроился я очень.

Нечего говорить, с каким вниманием прослушал Ванька рассказанную ему историю. На следующее утро, не успело еще солнышко оглядеться, был он возле пакгауза.

— Все запомнил, что я тебе вчера рассказывал? —строго спросил его старый моряк.

— А то!

— Как же ты мой рассказ понял?

Не зря обучался Ванька искусству краткого изложения событий.

— Я, дедушка, понял так: Золотой капитан Ивлев Павел Павлович после кораблекрушения на корабле полную революцию сделал и через свою храбрость всех пассажиров и всю команду спас.

Такой скорый ответ старику понравился.

— Это ты, пожалуй, правильно сообразил. Хотя я тебе насчет революции ничего не говорил, но вроде бы так получилось.

Похвала расхрабрила Ваньку.

— А вот погиб он вовсе напрасно!

Не напрасно, а потому, что ему свой корабль поки-

путь капитанская совесть не дозволила... Опять же после крушения вся его судьба кончалась. Кто бы в беде ни был виноват, капитан за все в ответе. Одно то, что он команду дал аристократию за борт бросать, ему бы не спустили.

— Он бы за границей остался и в революционеры бы пошел. Его матросы любили, ему, ух ты, что сделать было бы можно!.. И сам ты, дедушка, промашку сделал.

— Какую?

—• Говоришь, сильный был, а генерала за борт не бросил.

Ванькин упрек ничуть не обидел старика.

— Экий ты, парень, торопливый!—покачав головой, сказал он.— Это нам теперь с тобой легко рассуждать, что к чему да как поступать следовало... И сейчас еще несознательных много, а в то время мы, почитай, вовсе темные были... Только ты меня своими посторонними мыслями не сбивай, нынче я тебе про Золотой корабль сказывать буду.

Так вот, значит... Очутились мы все на норвежском судне — угольщике. Корабль хоть и большой, но по своей специальности для благородных пассажиров вовсе не приспособленный. Капитан норвежский свою каюту великому князю уступил, а остальные, кто как сумел, пристроились: не век на чужом корабле вековать, лишь бы до твердой земли добраться. Осмотрелись все маленько, и пошли между нашими пассажирами разговоры о том, как счастливо смертельной опасности избежали, и, конечно, вспомнили добрым словом капитана. Женщины-пассажирки, о которых он, себя не жалеючи, позаботился, узнав о его смерти, до слез все опечалились. И, конечно, по женскому своему соображению о его семье вспомнили, как будет теперь его вдова век доживать... Тут одна, может, из всех самая бедная, сбор в ее пользу затеяла.

— Давайте соберем для нее, кто сколько может...

Полезла за пазуху, вытащила оттуда тряпичку со своим

золотым капиталом (тогда много золота ходило) и два червонца на скамью положила.