Ох уж этот Ванька (СИ)

I лазастыи военком издали, метров за пятьдесят, рассмотрел Ваньку, вылезавшего из библиотечного вагона. В появлении Ваньки, собственно, ничего странного не было (военком даже хотел подозвать его и спросить — не слыхал ли он ночью какого-нибудь пения), но уж очень его поразило несуразное Ванькино одеяние и его манера держаться. Парень, безбоязненно переплывавший Двину накануне самого ледостава, в разгар ведренного июньского утра напялил на себя опущенный зимний шлем и накинул на плечи шинель с расстегнутым хлястиком! Но еще более удивительным казалось его поведение. Боязливо оглядываясь, он перебежал свободный первый путь и, прошмыгнув вдоль забора, проскользнул за тесовую стену, на которой черным по желтому было написано: «Для женщин».

Долгое время ведя воспитательную работу, военком успел изучить все виды преступлений, проступков, проявлений безнравственности и человеческих слабостей. По его классификации, учиненное Ванькой бесчинство следовало рассматривать как «охальство», подлежащее немедленному искоренению.

Скидок на безграмотность и несознательность Ваньке не полагалось, и церемониться с ним военком не собирался. Поэтому, продолжая прогуливаться, но постепенно скрадывая расстояние, он приблизился к убежищу охальника и занял удобную позицию в пяти метрах от него.

Ничего не подозревавший Ванька попал в засаду самым жалким образом! Военком ухватил его за ворот шинели в ту секунду, когда он собирался слезть с перрона. Но тут-то и произошло нечто непредвиденное. Только собрался военком окунуть Ваньку в перекись водорода, тот взвизгнул де-

ничьим визгом и, оставив в руках преследователя шинель, кинулся к вагону. Ослепленный красотой и блеском русых кос, военком был не только ошеломлен, но и испуган.

Догадливый читатель, конечно, сразу понял, что произошло... Но крайнее замешательство и испуг военкома требуют специального разъяснения. Этот сообразительный, находчивый и решительный человек при встречах с представительницами другого пола утрачивал больше половины перечисленных качеств! Наиболее хитрые и нахрапистые из жен командиров не без выгоды для себя использовали такую его слабость. Сам он объяснял ее боязнью допустить в разговоре какое-нибудь «правофланговое выражение», но автор склонен думать, что дело обстояло не так просто. Шумоватая ругливость военкома служила ему как бы щитом, маскировавшим его врожденную доброту. Но если этот бутафорский щит в какой-то мере мог оборонять его от не слишком проницательных лиц одного с ним Нола, то перед женщинами он бывал беззащитен. Джентльмен и рыцарь по натуре, он, кажется, больше всего боялся обидеть одно из этих хрупких и нежных созданий. И вот...

Сознание содеянного им зла, однако, не помешало военкому, сопоставив факты, довольно правильно оценить создавшуюся ситуацию. Всему виной был, конечно, несознательный культпросвет — завбиб, сманивший в Архангельске девчонку и спрятавший ее в своем вагоне. В свете такого открытия ночное пение перестало быть таинственной загадкой. Что касатся Ваньки, то вещественные доказательства в виде шинели и шлема полностью изобличали его как соучастника предосудительного поступка завбиба.

Но одно дело уяснить обстоятельства, другое — определить, как действовать дальше... В то же время, стоять на перроне с Ванькиной шинелью в руках до бесконечности было невозможно, и военком решился начать действовать без заранее намеченного плана, полагаясь на совесть — вечного своего спутника, друга и мучителя.

Еще подходя к библиотечному вагону, он расслышал тихие, тщательно, но тщетно сдерживаемые рыдания, заглушавшие полушепот завбиба. Поэтому он предварил свое появление покашливанием. Рыдания и полушепот сразу стихли, и в двери показалась стриженая голова настоящего

Ваньки, глядевшего на военкома почтительно, но не без лукавства. Было ясно, что он со своего поста прекрасно видел все происходившее на перроне и теперь с интересом ожидал, как будет выходить из создавшегося положения промахнувшийся военком.

Военкому в эту минуту очень хотелось высказаться до-сконально, но обстоятельства начисто исключали такую возможность. Он даже не решился влезть в вагон. И вообще повел себя так, будто перед тем ничего особенного не произошло: бросил Ваньке его шинель и сказал:

— Не разбрасывай казенное имущество где попало... Завбиб спит еще?

По тону самого вопроса Ванька догадался, что ему надлежит соврать, что он и сделал с величайшей готовностью:

— Спит еще, товарищ военком!

— Пусть спит. Передай &му, чтобы на следующей стоянке он зашел ко мне... В вагоне все в порядке?

— Так точно, товарищ военком, полный порядок!

Здесь уже военком Сидоров не выдержал! Сделал свирепое лицо и в высшей степени сердито погрозил Ваньке указательным пальцем.

Нельзя сказать, чтобы, отходя от библиотечного вагона, он был очень доволен самим собой: из-за его попустительства узаконивалось беззаконие. Оставалось утешаться тем, что после разговора с вконец распустившимся завбибом он. военком, примет беспрецедентное по своей суровости решение...