Охонский батюшка

Рассказывает Татьяна Жарких, город Пестово: «Мы с мужем переехали в крохотный городок из Питера, когда поняли, что рядом смерть. Знаете, такое особое переживание смерти появилось. Ходили, спотыкались, а понятия об истинном пути не имели. Мы только-только начали ходить в храм, когда нам посоветовали съездить в Охону.

Если говорить о первой встрече с отцом Василием, то в голову приходит только одно слово – потрясение. У него были удивительно глубокие, проникновенные проповеди. Простые, но до самых пяточек достающие. И именно его проповеди изменили нашу жизнь.

С мужем мы были не венчаны. Он отказывался, говоря, что не хочет смешить людей. Мол, перед Богом и людьми я его жена, и до смерти жена, а венчаться – народ потешать. И вот во время проповеди батюшка начинает говорить о невенчанных браках. А ведь мы с ним тогда еще знакомы не были, и о наших проблемах он не знал. И на следующей проповеди опять о невенчанных браках. Было ощущение, что мы в храме одни, и его слова направлены лично к нам. А потом батюшка нас и повенчал».

«Во внешности отца Василия, – вспоминает Александр Клецко, – было что-то от былинного героя. Все было в нем по-богатырски крупно: не руки, а ручища, не шаг, а шажище. Впервые я встретил батюшку накануне моего крещения. Приехал в Охону по совету знакомого, потому как моя внешне благополучная жизнь стала разваливаться. Казалось бы, все хорошо: дом, семья, престижная работа, достаток, но было ощущение, что где-то рядом ожидает смерть. Настоящая, реальная. Что все уже пройдено, все позади, а там, дальше, пустота. И вот у деревенского храма нас встречает высокий священник. Седой, усталый, с лохматой бородой, в стареньком пропотевшем подряснике. Смотрит спокойно и ласково, но так, что становится стыдно за себя. Словно он видит тебя насквозь, обнажая самые потаенные уголки души».

Настоящее служение в милосердии

Не только во время проповеди, но и в обычном общении: на крылечке храма, в церковном дворике, за трапезой – батюшка беседовал с людьми. Как вспоминает Ирина Морозова, внучка отца Василия, он принимал всех, никому никогда не отказывал, никого не отталкивал, терпеливо выслушивал. «Сколько себя помню, – рассказывает она, – к нам всегда приходили люди. И в доме всем гостям были рады. Всех кормили, поили. И прихожане, и те, кому нужна была батюшкина помощь, его совет. И даже потом, когда дедушка уже болел, он никому не отказывал. Ни болезнь, ни усталость – ничего не могло отвлечь его от службы. Ведь настоящее служение не только в церкви, это, прежде всего доброта, милосердие и любовь по отношению к людям. После литургии, а там ведь еще и молебны, и требы, он часто не успевал даже пообедать. Помню, как сидим мы за столом, а дедушкина еда на тарелке остывает. Для нас, его внуков, это было привычным. Да и как же иначе? Ведь он священник, и это его работа».

«Отец Василий Денисенко, – рассказывает владыка Ефрем, епископ Боровичский и Пестовский, – был ревностным пастырем Церкви Христовой. Настоящим. Тем, кто и совет может дать, и направить, и исправить. В те далекие 80-е годы в церкви было очень мало народа, но отец Василий служил по Уставу, без сокращений, служил с душой, с ответственностью перед Богом и перед людьми. Помню, насколько он был поглощен службой. Полностью, абсолютно. Это то, что называется духовным совершенством.

И люди к нему тянулись. Ездили из ближайшего Пестово, из Боровичей. В моем приходе церкви святой великомученицы Параскевы в Боровичах была одна прихожанка, совсем уже пожилая. Так вот она, каждый раз возвращаясь от отца Василия, говорила:

– Ну вот, опять я в Афоне побывала…

Отец Василий был человеком высочайшего авторитета. И в 70-е, и в 80-е годы, когда Церковь находилась под пристальным вниманием органов госбезопасности, приезжали к нему в Охону не только простые люди. Я уверен, что и власть имущие приходили к нему. В общении с ним люди находили то, что искали. Поддержку, помощь, совет.

Отец Василий с уважением относился ко всем людям, и к представителям власти в том числе. Помню, батюшка рассказывал примечательную историю. Пришел он как-то к Председателю Горисполкома города Пестово. А там, в кабинете, – чистота, все сияет, на полу постелены роскошные ковры. Батюшка, не долго думая, скинул свои ботинки и в носках направился к столу, за которым сидел чиновник. Тот вскочил, засуетился:

– Что вы делаете? Обуйтесь немедленно! Здесь никто не разувается!

– Да как же я пойду? Такие ковры, а я в грязной обуви.

В поведении отца Василия не было и тени юродства. Он действительно не мог позволить себе пройти в грязной обуви по чистому ковру. Воспитание не позволяло. Ведь за этим стоит чей-то труд, пренебрегать которым нельзя, невозможно».