Охота

— Ну, а ещё что говорят? — Спрашивает он у жены после паузы.

Она молчит, видно, что-то такое говорили дуры станичные, что она даже повторить боится.

— Ну, говори! — Настоял Саблин.

— Говорят, что бирюк ты, вечно один. С обществом не дружишь.

Ну, это для него была не новость. Чушь это бабья. Как же это ни с кем он не дружит? А Юра Червоненко не друг, что ли? А Иван Зеленчук покойный, не друг, что ли, был? Это бред.

Но Настя продолжала:

— Говорят, что ты сам по себе всегда был. Что казаки в бою все за одного, а ты сам за себя, потому и из любой свары живой выходишь.

Вот сейчас его кольнуло так кольнуло. Это было похуже, чем про заговор, чем про его пули, что чужим достаются.

— Это ж когда такое было? — Только и смог произнести он, после добавил, словно оправдывался пред женой. — Да хоть у кого из моей сотни спроси… Из моего взвода спросят пусть…

Он растерялся и не знал, что ещё можно сказать.

— Аким, — Настя начала рыдать, — я то знаю, всё знаю, да это бабы всё говорят, говорят, что и в болото ты один ходишь, чтобы ни с кем не делиться, что ты всегда сам по себе.

— Ну-ка хватит, — сурово сказал он ей, — хватит рыдать. Ничего, пойду в полк, напишу рапорт, всё объясню.

— Да знаю я, Акимушка, — говорит жена, вытирая слёзы, — ты не такой, это они от горя бабьего, мужей хоронят, вот и нужно крайнего найти.

Да, тут, кажется, она была права. Как тут крайнего не искать. И кто будет крайний, как ни тот, что живой пришёл оттуда, где муж погиб.

— А ещё завидуют они, — продолжала жена. — Вот и брешут на тебя.

— Чему? — Удивился Саблин.

— Да всему, разве нечему? И что сына нашего врач пригласил на учение…

— А ты уже всем рассказала? — Зло спрашивает Аким.

— Так рассказала, а разве такое утаишь, всё равно узнали бы. Говорит жена и тут же вспоминает. — И что тебе звание дали, и что Антонина тоже тесты сдала лучше всех в школе, и что ты всегда живой возвращаешься, и что в чайной не сидишь вечерами, а дома со мной, вот и злятся бабы.

Аким встал и сказал сурово:

— Дурам своим скажи и сама запомни, звания не дают, звания присваивают.

Так и не поев, как следует, пошёл собираться в полк.

— Китель чистый?

— Чистый, чистый, — жена вскочила, пошла за ним.

— Нашивки урядника пришила?

— Пришила, и галифе почистила с фуражкой.

Он повернулся к жене, обнял её крепко и погладил по голове:

— Ничего, пусть побрешут бабы, мы переживём.

— Переживём, Акимушка, — сказал жена, — ты только пока никуда больше не ходи. Посиди дома. Хоть месяц.

— Ты китель неси, — со вздохом произнёс он, отпуская жену.

Глава 10

Разволновался он, а кто-бы не волновался, решил взять с собой то, что, как ему казалось, поможет, он собрал и сложил в ящик всю свою броню, взял щит, оружие. И со всем этим поехал в полк, к есаулу. Его сразу к нему пустили, видимо, тот ждал его.

Так и припёрся в кабинет к нему с огромным этим ящиком. Постучался, открыл дверь:

— Здравия желаю. Разрешите войти?

— Здорово, урядник, заходи, — разрешил есаул Бахарев, приглашая его рукой.

Аким втащил в кабинет ящик и несмотря на удивлённый взгляд есаула, без его разрешения стал выкладывать из ящика на свободный стол свои доспехи.

— Товарищ урядник, это вы к чему? — Вдруг раздался голос, который Саблин сразу узнал. Это был голос подъесаула Щавеля. Он сразу его не заметил, тот за дверью сидел. На углу стола.

Аким обернулся, отдал честь:

— Здравия желаю, господин подъесаул.

Комендант станицы и начальник оперативного отдела полка говорил чуть насмешливо и даже улыбался:

— Да брось, Аким, — Щавель держал какую-то бумагу в руке, — ты зачем сюда принёс это?

Саблин чуть-чуть растерялся, наверное, и вправду это выглядело смешным. Или странным.

— Показать хотел. Тут вот… — Он поднял свою кирасу, стал пальцем показывать вмятины… — Вот, и вот шлем…

Щавель встал, подошёл к столу, он поднял щит Саблина, стал осматривать его внимательно. Щит был весь во вмятинах. Двадцать шесть попаданий, одиннадцать навылет. Щавель осмотрел щит с двух сторон, покачал головой: «ишь, ты», и произнёс:

— Непросто вам там пришлось?

— Да уж, поприжали нас с Каштановым дарги.

— Ну, вы-то им тоже дали, я надеюсь?

— Пятерых как минимум, — скромно сказал Саблин и добавил, — с гарантией. Но думаю, что больше, папуасы ещё и мину нашли нашу.

— Папуасы? — Переспросил Щавель, ухмыляясь.

— Ну да, их так лейтенант знакомый называет.

— Это Морозов, что ли?

— Он.

— Хорошие у тебя знакомые, — хмыкнул подъесаул.

В его этой фразе было заложено много смысла: одновременно и восхищение, и какая-то подозрительность.

— А зачем ты броню сюда притащил? — Спросил есаул Бахарев, до сих пор только слушавший их.

— Ну… Не знаю. Показать. — Растерялся Сабин. — Ну, чтобы… Показать… А то говорят в станице невесть что…