Охота

— Послушай, солдатик, ты, если хочешь, что бы все живимыми вернулись, так сам в болото езжай, а я, если ты так за своих людей переживаешь, могу и дома посидеть.

— Он бы поехал, Аким, — вдруг сказала Панова, — но ему нужно место свечения найти. Я думаю, мы и без него справимся. Ведь справимся?

Она протянула рюмку к Саблину, чтобы чокнуться.

Он тронул её рюмку своей и сказал:

— Справимся.

Дальше сидеть тут ему не хотелось. И он сказал:

— Завтра в три час утра буду готов.

— Я так рано не встаю, — вдруг сказала красавица.

— И лодки будут готовы только к десяти, — на удивление спокойно произнёс Морозов.

Всё равно Аким не хотел тут больше сидеть, он выпил свою водку, встал и ушёл.

А за водку пусть городские платят, они богатые.

Глава 12

На войне полно всякого, что было ему не по душе. И изматывающие переходы при двукратном перегрузе, и беспрерывное ковыряние в земле, от которого потом нужно как следует чистить броню, иногда даже разбирая привода. И ожидание артиллерийского удара, перед которым ты улёгся в окоп-могилу и лежишь, ждёшь: прилетит — не прилетит. И ещё многое-многое другое. Но одну вещь он не любил особенно горячо, избегал ее, как мог и даже ходил к руководству писать рапорт. Но это не помогло. Ему не нравилось быть взводным медиком. И не потому, что это были дополнительные обязанности. Просто всё время боялся сделать ошибку. Каждый раз, когда звали медика, Аким немного выжидал, надеясь, что вызовется хоть кто-нибудь, кто первый подойдёт к раненому. Но такого никогда не случалось. Медик во взводе так и не появился до конца призыва. Саблин так и оставался медиком, пока взвод не ушёл на годовой отдых. Все единодушно считали, что только он может им быть, так как только он, по мнению всех сослуживцев, был умным и обладал достаточными знаниями.

— Нехай, Аким будет, — говорили казаки, словно ему на зло, — у него ума палата. Он знает, какие уколы колоть.

Так и не удалось ему подыскать себе замену.

— Вот, господа казаки, — нравоучительно говорил взводный, — это вам пример, держите амуницию в порядке, вот не доглядел он и видите, как вышло.

Никто ему не ответил. Кому он это говорил, тут первогодков не было, все и так всё понимали. А клапана на шлеме разве сам без оружейника проверишь? Да никогда.

Серёгина уложили на носилки, четыре казака потащили носилки по кучам песка, Саблин шёл рядом. То и дело прикасаясь к горлу раненого диагноз-панелью. Больше всего он сейчас волновался, что у Серёгина начнёт падать давление ниже нормы, или начнёт расти пульс, или ещё что-нибудь случится. Он не знал, правильно ли колол ему препараты. Как не хотелось бы ему быть сейчас ответственным за жизнь этого хорошего человека. Ну не медик он был, не медик, он был бойцом штурмовой группы.

Медбот прошёл по оврагу, по песчаным кучам, что остались после обстрела, достаточно далеко, так что тащить раненого до начала оврага не пришлось. Серёгин был жив, когда два настоящих медика его забирали и укладывали на площадку бота. Они проверили его состояние и старший спросил:

— Не пойму, а что с ним?

— ТББ, в маске клапан вырвало. — Отвечал Аким, он ожидал, что специалист ему что-нибудь сейчас выскажет, мол, то почему не сделал, и то.

Но медик только записал что-то в планшете и ничего больше не сказал.

Саблин это посчитал большой похвалой. Как он был рад, что товарищ дожил до бота. И теперь за его жизнь отвечали те, кто в медицине что-то понимают.

А время шло, и до рассвета оставалось чуть больше часа. Стало совсем тихо. Но теперь противники всё друг о друге знали, и просто ждали. НОАКовцы ждали утра, а русские ждали приказа атаковать, понимая, что до утра приказ обязательно будет.

И приказ пришёл:

— Всё, — произнёс радист, прислушиваясь к эфиру, — наши пошли.

Тут же издалека донеслись лёгкие едва слышимые хлопки. Миномёты китайцев. Пять, шесть секунд и мины начали рваться на склоне.

Но тут же на севере заработали миномёты русских. И мины понеслись к китайским батареям. Теперь китайцы всё получат сполна. Только теперь всё и начинается. Тут же к миномётным дуэлям подключилась китайская артиллерия, чтобы подавить батареи противника, а этого ждали самоходные «Гиацинты» русских. Десятки мин разных калибров и тяжёлых снарядов одновременно повисли в воздухе, в ночи стоял тяжёлый гул. Они долетали до места назначения, засыпали окопы, раскалывая камни, поднимая в воздух тонны песка и тучи пыли. Мощной взрывной волной сметали всё вокруг и тяжелыми свистящими осколками калечили людей, а иногда и сразу убивали. Выводили из строя технику и оружие. В общем, делали то, для чего их придумывали, для чего их создавали. Саблин вскарабкался на стену и выглядывал из обрыва, глядел на запад, на юго-запад, как там то и дело озаряют темноту мгновенные вспышки. Аким немного злорадствовал, представляя, как китайские миномётчики жмутся к земле в своих окопах, надеясь переждать удар. Он от души желал, чтобы они его не пережили. Чтобы так и остались навсегда в этих своих окопах, как в могилах выкопанными своими руками.