Теория — это когда все известно, но ничего не работает. Практика — это когда все работает, но никто не знает почему. Мы же объединяем теорию и практику: ничего не работает… и никто не знает почему!
Увы, проспать мне не дали ни на следующий день, ни после. Занятия в Академии начинались с утренней зарей, а зимой и раньше, и опаздывать на них не рекомендовалось. Первый день семестра пришелся на середину недели, и только то, что впереди маячил близкий выходной, давало мне силы вставать еще в темноте и, нагрузившись книгами, верхом трюхать по направлению к аномально жизнерадостно светившимся в любое время суток башням. Парни с интересом наблюдали — надолго ли меня хватит? Я стиснула зубы и слабину не показывала.
Не облегчало жизнь и то, что мы с Аром попали на второй курс, в уже сложившийся коллектив, который принял свалившуюся к ним на головы пару красавчиков эльфов, примерно как встретила б стая голодных котов пару случайно упавших сверху воробьев. Нам пришлось постараться, чтоб показать, кто тут коты, а кто — воробьи. Народ довольно быстро понял, что дружить с нами куда лучше и интереснее, чем на нас наезжать.
Сначала Ар на занятиях по физической подготовке перевалял в грязи половину группы, потом я показала, что мы с женихом легко парируем любые магические гадости, которые старательно подстраивали нам сокурсники. А вот наколдованные мной свиные пятачки на физиономиях самых упертых недоброжелателей пришлось снимать в эльфийской башне совместными усилиями похрюкивающих от смеха эльфийских и драконьих педагогов. Мне сделали выговор за хулиганство… и, как ни странно, именно после этого нас приняли за своих.
Правда, одна самоуверенная девица еще некоторое время пыталась портить нервы мне, одновременно строя глазки Ардену, но и на нее нашлась управа. Сначала на занятиях по физкультуре я врыла эту Шамли при приземлении после прыжка по пояс в землю, и она еле выбралась, вся в грязи. Потом, когда она спешила вслед за Аром по коридору, приклеила подметки ее туфель к полу. Эффект получился неожиданным — девица споткнулась и влетела головой в живот очень кстати вывернувшему из-за угла первому помощнику декана. Наконец, я подошла и пригрозила, что если она не оставит моего жениха в покое, то однажды утром проснется с рыбьей чешуей вместо рыжих кудрей на голове. И вонять будет тухлой селедкой. А что, есть такая эльфийская магия!
Нахалка искренне удивилась:
— А что тебе не нравится? Все знают, что он уже не девственник, так что ему можно! А тебе нельзя, если хочешь получить хоть какую-то магию. Вот и выходит, что ты сидишь, как собака на сене!
Собака или нет, но это сено — мое. Тем более что само «сено», наблюдавшее за нашей разборкой хитро прищуренным глазом, было со мной полностью согласно.
Пару раз я сталкивалась на переменах с Мирикой. У девушки все шло неплохо. Она поселилась в общежитии, учеба и сокурсники ей нравились. Правда, ходила она по-прежнему в том же самом голубом платье. Похоже, пока оно было единственным. Объяснив на всякий случай, где можно нас найти, я пожелала худенькой брюнетке удачи.
Курс, на котором числилось полсотни студентов, был разбит на три группы по пятнадцать-двадцать учащихся в каждой. Теоретические лекции мы слушали все вместе, а семинары, где шли практические занятия и решались прикладные задачи, проводились для каждой группы отдельно. Разумно, ведь иначе проследить за каждым студентом было бы невозможно. Преподаватели мне понравились: подтянутые мужчины лет тридцати на вид — сколько им на самом деле, предположить было сложно, — с набитыми знаниями головами и смешливыми огоньками в глазах. Оно и понятно, без чувства юмора в этом академическом сумасшедшем доме сохранить душевное равновесие было затруднительно, на практических занятиях постоянно происходила какая-то фигня — то что-то взорвется, и вся группа окажется перемазанной сажей до бровей, то студент к потолку прилипнет, то начнется пожар или по этажу забегают толпы синих тараканов.
Нам с Аром приходилось метаться от пары к паре из Красной башни в Белую. Уже на второй день я не стала надевать юбку — летать было быстрее, чем ходить. Кстати, Ар, верный обещанию возместить мне утрату оливковой амазонки, привез из Ларрана три охотничьих костюма, сшитых по моим меркам из того самого сукна. Носить я их собиралась с белыми рубашками или шейными платками. Хотелось надеть что-нибудь в нынешний цвет глаз, голубое, — но нельзя ж иметь все сразу? А голубой с оливковым — не самое удачное сочетание.