Охота

Мне показывают деревню. Они сделали все, чтобы в ней можно было жить. Небольшой огород с овощами позади хижин, фруктовые деревья, растущие тут и там. У тренировочной площадки развешано белье, по песку разбросаны ножи и кинжалы. Заходя в хижины, я поражаюсь тому, сколько в них света. В крышах проделаны отверстия, как в дуршлаге. Так странно видеть, что между ними и небом нет никакой преграды. В хижинах дует прохладный ветерок.

— Ветер попадает к нам только днем, — говорит геперка, заметив мой восторг, — когда Купол поднимается, воздух перестает двигаться.

Внутри хижины не богаты украшениями, однако к стенам прикреплены рисунки и картины, а также несколько полок с зачитанными до дыр книгами. Но то, что стоит посреди каждой из них, ошеломляет меня больше всего. Кровать. Не просто несколько брошенных на пол покрывал — нет, это прочная деревянная конструкция с ножками и рамой. Нигде не видно ничего похожего на зажимы для сна.

Снаружи, за пределами Купола, виднеется металлическое сооружение вроде контейнера размером с небольшой экипаж. Сверху на нем мигает небольшая зеленая лампочка.

— Что это? — спрашиваю я, указывая в ту сторону.

— Пуповина, — отвечает Дэвид.

— Что?

— Не важно, пошли туда. Кажется, что-то прислали.

— Что? — не унимаюсь я.

— Пошли. Сам увидишь.

На одной из стенок Пуповины виднеется большая откидная дверца. Джейкоб заглядывает внутрь и достает знакомый мне пластиковый контейнер. Я чувствую запах картошки и макарон.

— Завтрак, — комментирует Дэвид.

Зеленая лампочка перестает мигать, и загорается красная.

Я с любопытством наклоняюсь и просовываю голову в дверцу. Длинный узкий тоннель — не шире моей головы — идет под землей к Институту. Это его другой конец я видел в кухне.

— Так мы получаем еду, — поясняет Джейкоб, — а поев, отправляем грязную посуду обратно. Периодически они присылают нам одежду. Иногда, на чей-нибудь день рождения, отправляют подарки — именинный пирог там, бумагу и карандаши, книги, настольные игры, все в этом роде.

— А почему она так далеко от всего остального? — спрашиваю я, прикидывая расстояние. — Она же за пределами Купола, верно? Когда Купол закрывается, Пуповина оказывается по ту сторону стекла?

Они кивают.

— Так задумано. Они боялись, что кто-нибудь достаточно маленький попытается протиснуться в тоннель, чтобы добраться до нас. Ночью, разумеется. Поэтому и поместили Пуповину за пределами Купола. Так, даже если кто-то сумеет пролезть по тоннелю, он все равно окажется по ту сторону стены.

— А днем никто не станет делать ничего подобного, — замечает Бен, — по очевидным причинам.

— Недавно они начали присылать нам учебники, — добавляет гепер по имени Дэвид, — книги по самозащите, по искусству ведения войны. Мы не поняли, к чему это. Потом, несколько месяцев назад, они оставили прямо рядом с Куполом кинжалы и копья, чтобы мы их забрали утром. Мы возимся с ними с тех пор — Сисси особенно хорошо дались метательные кинжалы, — но так и не можем до конца понять, зачем их нам дали. То есть я хочу сказать, тут поблизости нет никакой дичи.

— А потом, вчера, нам прислали эти металлические ящики, — вступает в разговор Бен, — пять, по одному на каждого. Но с ними было письмо, где говорилось, что их нельзя открывать до дальнейших инструкций. Так что Сисси запретила нам к ним прикасаться.

Я смотрю на Сисси.

— Не знаю, зачем они, — произносит она. — А ты?

Я опускаю глаза.

— Понятия не имею.

К счастью, вмешивается Бен:

— В любом случае, у нас есть все это оружие. Мы учились им пользоваться — копьями, топорами и кинжалами. У Сисси получается лучше всего. У нас даже кончились мишени.

— Пока ты не появился.

Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что это сказал гепер по имени Эпаф.

— Собственно говоря, зачем ты пришел? — Его лицо выражает неприкрытую враждебность. Эти геперы — как раскрытые книги, у них на лицах отражается все, что они думают.

— Он пришел за водой, — говорит Сисси, прежде чем я успеваю что-то ответить, — оставь его в покое, ладно?

Эпаф обходит группу и останавливается прямо передо мной. Вблизи он кажется еще более тощим и жилистым.

— Прежде чем мы поделимся с ним едой, прежде чем начнем таскать его по деревне, будто он просто милый щеночек, ему следует ответить на кое-какие вопросы.

Все молчат.

— Например, как он сумел так долго прожить там. Как сумел выжить среди них. И что конкретно он делает здесь. Да, он должен кое-что нам рассказать.

Я перевожу взгляд на геперку.

— Что оно от меня хочет? — спрашиваю я, указывая на Эпафа.

Она смотрит на меня цепким взглядом.

— Что ты сказал?

— Что оно от меня хочет? Почему…

Геперка идет ко мне и останавливается где-то в ярде. Прежде чем я успеваю понять, что происходит, ее рука молниеносно взмывает и бьет меня по щеке.

— Эй…

— Не смей.

— Чего не сметь? — Я ощупываю щеку. Крови нет, но унижение причиняет больше боли, чем любая рана.